Почему в хоррорах нас привлекает отвратительное?

В культурологии безобразное понимается как некое отклонение от нормы, выражающееся внешне: асимметрией форм объекта, непропорциональностью некоторых черт и т. п. Изначально оно понималось как нечто родственное злу и смерти, но уже во времена Аристотеля в отвратительном начали находить эстетическое удовольствие.

Современное понимание безобразного, в целом соответствуя представлениям Аристотеля, идет гораздо дальше. Мы не просто признаем за отвратительным право на существование, но и зачастую искренне им восхищаемся, тайно или явно. Ведь если человек не может оторвать глаз от картинки или видео («Настолько оно отвратительно!»), то это тоже признак восхищения. Иначе говоря, безобразное вызывает у нас страх и жгучий интерес одновременно.

Кино стало баловать нас эстетикой безобразного довольно давно. Монстры с внутренностями наружу, полуразложившиеся зомби были встречены на ура и неизменно находили своих поклонников. Спрос рождает предложение, и в конце 90-х на свет родился целый поджанр ужасов, незатейливо именуемый «мясо», посвященный как раз кромсанию человеческих тел и превращению их в безобразные куски плоти. Постепенно и он перестал вызывать массовый интерес (массовый относительно аудитории ужасов, конечно), и на сцену вышла странная помесь хорроров и жанра exploitation. Эти фильмы продолжают традицию натуралистичных кровавых сцен, но делают уклон в садизм: в них страдания жертвы показывают крупным планом и смакуют. Некоторые из них (разумеется, максимально отлакированные) даже добираются до кинотеатров – франшиза «Судная ночь», к примеру.

Капитан Сполдинг и его банда садистов из «Дома 100 трупов» не просто убивают – они расчленяют своих жертв заживо

Но самых ярких представителей horror exploitation никогда не покажут на большом экране. Такие продукты, как «Человеческая многоножка» или «Сербский фильм», обретают скандальную славу еще до выхода. Их главные козыри – ставка на отвратительное и садизм – практически затмевают традиционную хоррор-составляющую. Но отвратительное подсознательно вызывает у нас страх; играя на нем, horror exploitation по праву может отнести себя к категории ужасов.

А что же с хоррорами игрового мира? Они прошли тот же путь, что и их двоюродные родственники из кинематографа, но только экстерном: начав путь с зомби и монстров, игры постепенно стали смаковать расчлененку, уделяя все больше внимания эстетике безобразного и, как следствие, сценам садизма. Сейчас игровые хорроры догнали по развитию своих кинособратьев.

По утверждению психолога Университета Сент-Джозеф Александра Дж. Сколника, отличать безобразное от прекрасного мы начинаем в возрасте примерно двух лет. Когда ребенок пытается засунуть в рот что-нибудь грязное или несъедобное или обмазывается собственными экскрементами, родители всего мира говорят что-то вроде: «Не трогай эту гадость!». Именно в этот момент дети начинают делить мир на прекрасное и безобразное.

«Что полезного в отвращении с точки зрения эволюции? Оно позволяет нам оставаться в безопасности, – рассуждает Сколник. – У гнилой еды кислый, горький вкус, и это сигнал для нас. Мы выплевываем ее. Странный вкус и отталкивающий запах защищают нас от употребления болезнетворных бактерий. Фото и видео страданий выполняют ту же функцию. Иногда мы испытываем отвращение, когда видим кого-то с красными высыпаниями или волдырями. Мы не хотим находиться рядом с ним. Отвращение держит нас на безопасной дистанции от заразных элементов».

Если первая Outlast – это хоррор в классическом понимании, то вторая часть – настоящий гимн эстетике отвратительного

Однако все это объясняет эволюционную необходимость безобразного, но не то, почему мы получаем удовольствие от его созерцания в кино или играх. Профессор Колледжа Брин-Мор Кларк МакКоли связывает наш интерес к отвратительному с банальной скукой. Сейчас, на данном этапе развития, мы чувствуем себя в большой безопасности. Угрозы, которых страшились наши далекие предки, либо минимизированы, либо вовсе нейтрализованы.

«Причины этого явления сходны с теми, по которым мы любим американские горки. Вы чувствуете страх, хотя понимаете, что вы в безопасности», – говорит МакКоли. Вызывающее тошноту недосущество из хоррора, фото некроза кожи после укуса пауков, документальные фильмы об эпидемии проказы позволяют нам пощекотать нервы без угрозы собственному здоровью, как будто мы дразним ядовитую змею, находящуюся за прочным стеклом.

Последний трейлер The Last of Us: Part Two отличается экстремальным уровнем жестокости и смакует садистские сцены. Вряд ли в игре будет избыток подобных моментов, но то, что издатели пытаются привлечь публику таким образом, само по себе говорит о многом. Еще чуть-чуть, и horror exploitation станет почти мейнстримом.

Еще одна причина нашего интереса к различным воплощениям эстетики безобразного заключается в своего рода экзистенциальном любопытстве. Картины прекрасного мы видим с рождения. У каждого, разумеется, свое представление о прекрасном, но в любом случае мы все воспитаны на образцах гармонии и совершенства, показанных нам старшими. Вырастая, мы либо принимаем эти образцы, либо отторгаем их и выбираем свои, но так или иначе продолжаем стремиться к чему-то прекрасному.

Безобразное оттесняется куда-то в область бессознательного еще в раннем возрасте, и многие попросту делают вид, что его не существует. Но игнорирование отвратительных, уродливых явлений и объектов только подпитывает наш подсознательный интерес к ним, который периодически требует выплеска. Для этого необязательно любить игры и фильмы horror exploitation. Кто из нас хотя бы раз не наталкивался на ссылку, обещающую отвратительное зрелище? Забавно, что некоторые, пройдя по ней, испытывают своеобразное чувство вины («Ну зачем я это сделал?»), но это уже тема для другого материала.

«Мы хотим знать, что есть отталкивающее и ужасное», – поясняет Александр Дж. Сколник. И хорроры с готовностью удовлетворяют наше желание.

О другой немаловажной причине страсти к безобразному говорил тот же Аристотель. Согласно его идеям, отвратительное неприятно только в реальной жизни. Передаваемое с помощью различных изобразительных средств, оно перестает быть уродливым и становится эстетически привлекательным.

Разработчики эпизодического хоррора Scorn – из Сербии. Похоже, там уже сформировалась своя школа «отвратительных» ужасов

Фильмы и игры, являясь самыми современными изобразительными средствами, помогают нам избавиться от глубинной боязни отвратительного. Мы заключаем собственный страх во внешнюю картинку, как паука в банку, убеждая себя, что находимся в безопасности. Конечно, это всего лишь иллюзия, но иллюзия очень действенная. Так что в следующий раз, когда вам захочется насладиться отвратительным, делайте это без зазрения совести.