Зов Припяти: Контакт [книга]

Зов Припяти: Контакт.

Edited




Приближение Выброса он всегда ощущал загодя - как некоторые животные, каким-то до сих пор неизвестным науке образом, чувствуют природные катаклизмы. Еле заметный тремор в суставах, и стреляющая боль в висках. Правда, как только Выброс начинался, все ощущения сразу же исчезали. Легенды о сталкерах, умевших предчувствовать и предсказывать энергетические колебания Зоны, Берет слышал, будучи еще зеленым новичком. В подвальных помещениях, приспособленных под импровизированные кабаки первопроходцами Зоны, людьми, истоптавшими ее вдоль и поперек уже тогда, когда сам Берет офицером-десантником был еще только в собственных мечтаниях.

Он хорошо помнил, как после очередного рейда Тайсон, битый ветеран, приводил своих голодных, донельзя уставших и вымотанных «отмычек», в число которых входил и Берет, в затемненный прокуренный зал «Ста рентген». Они занимали свободный столик, и Тайсон, повесив на плечо рюкзак со всем, что им удавалось собрать, шел в сторону прохода, ведущего в глубь бара. В конце полутемного коридора находился кабинет Кобы – местного торговца, своей легендарностью не уступавшего Сидоровичу, Ашоту и другим «свободным предпринимателям» Зоны. На самом деле звали его Михаилом Семеновичем Костыриным, но собственными именами в Зоне недолго звали даже зеленых новичков, тем более что никого они (имена), по большому счету, не интересовали. Кобой же его назвал Бубна в те времена, когда они были напарниками, за то, что Костырин шутки ради мастерски изображал Сталина и его знаменитое попыхивание трубкой.

За стойкой стоял Каланча, заменивший Бармена, погибшего когда-то в жуткой, кровавой стычке с огромной ордой мутантов, прорвавшейся на территорию завода. Тайсон попутно кивал Каланче, ткнув пальцем в сторону занятого его молодняком столика. Каланча, рослый неулыбчивый здоровяк, провожал ветерана уважительным взглядом, после чего лично подходил к столику и разливал новичкам прозрачного на пару пальцев, заодно выставляя на стол парочку старых, обшарпанных, но чисто вымытых алюминиевых тарелочек с сушеными рыбцами и галетами. Иногда он даже заговаривал с «отмычками», задавая дежурные вопросы дружелюбным тоном, в котором не было ни капли снисходительности. Что, безусловно, жутко льстило новичкам. Сам Каланча, в свое время топтавший Зону вместе с легендарным Хемулем, запросто разговаривает с ними, как с бывалыми профессионалами сталкерского дела. Пожалуй, только Берет и догадывался, что уважение бармена относится лишь к Тайсону, и он просто, от нечего делать, придумал себе развлечение: междусобойчик с зеленым молодняком, а затем красочный пересказ их напыщенных высказываний ветеранам, умиравшим от хохота. А в том, что среди умиравших, скорее всего, иногда был и сам Тайсон, Берет был просто уверен. Но в отличие от коллег-«отмычек» Берет до прихода в Зону был не наивным гражданским, а повидавшим многое бойцом, пусть и рядовым, одного из подразделений СОБР. Подвиги во внешнем мире в Зоне значили очень мало, но опыт службы в боевом подразделении здорово помогал в любом общении, так что Берет понимал, что обижаться на Каланчу, да и на любого другого ветерана – себе дороже. Стоит раз обидеться, и уж тем более поплакаться кому-либо – и тебя уже никто не станет воспринимать всерьез. Как говорится, дедовщину в армии еще никто не отменял. Примерно такие же отношения складывались и в Зоне. Не такие жуткие и беспредельные, как в некоторых армейских частях, но зато имевшие под собой куда более веские основания. Ведь если в армии грозило всего лишь схлопотать пару-тройку нарядов или несколько увесистых плюх от сержанта, взбешенного выволочкой, полученной от ротного, то в Зоне ценой неумения в точности выполнять приказы старшего почти всегда становилась собственная жизнь. И ничуть не реже – жизнь товарищей.

Правда, свои догадки он предпочитал не афишировать. А поскольку Каланча, как тертый житель Зоны, был еще и нехилым доморощенным психологом, он довольно быстро просек, что когда раззадоренные им «отмычки» Тайсона начинают, перебивая друг друга, взахлеб рассказывать о своих подвигах на маршруте - один из них предпочитает помалкивать, изредка для поддержания разговора вставляя пару междометий, и этим и ограничиваясь. Естественно, Каланча рассказал об этом Тайсону и другим старожилам. Такое поведение, вкупе с утверждением Тайсона, что как раз этот «отмычка», с его железной самодисциплиной, имеет все шансы стать бывалым, было должным образом оценено. И спустя какое-то время Берет получил ни с чем не сравнимое удовольствие, когда при очередном приземлении в баре к нему подошел Гном, невысокий, коренастый ветеран со шрамом через всю правую щеку и похлопав по плечу, негромко предложил:
- Поздорову, бродяга. Есть разговор. По делу. Тайсон в курсе, он не против. Приглашаю за наш стол. За мной – прозрачное, брат. Уважишь?

Отказываться, даже вежливо, стал бы только полный идиот. Берет себя идиотом не считал, да и оторопело-восхищенные взгляды коллег-«отмычек» неслабо грели душу. Ощущение детского восторга в немалой степени изумило его самого. Еще бы, СОБРовец, раз двадцать выходивший победителем в схватках с бородатыми волками, натасканными в пакистанских тренировочных лагерях опытнейшими отставниками забугорных спецслужб, чувствует себя, как «дух», которого «старики» только что по-братски пригласили в каптерку, после перевода в «караси» путем отоваривания «банкой» по пятой точке опоры. Стараясь не показывать ликования, он деловито кивнул в ответ:
- Поздорову, брат. Не вопрос, подгребу через минуту.

Дело оказалось стоящим, и на маршруте Берет ветеранов не разочаровал. Именно это и стало причиной того, что через пару недель Тайсон своим обычным, глуховатым голосом, без обиняков, с глазу на глаз, заявил ему:
- Значитца, так, организм… Последний хабар поделим малость по-другому. Половину моей доли Коба отдаст тебе. Считай это подъемными. Гном с Валетом говорят – ты теперь в Зоне и сам не пропадешь, и братву в беде не оставишь. Я их знаю, зря базлать не станут. Раз сказали, значит, так оно и есть. Так что заберешь свое, от меня подарок примешь и полным ходом - в одиночки. Я с Кобой сегодня поговорил, завтра все бродяги, кто в сети, будут знать, что ты уже не отмычка, а полноправный волчара. Теперь все, что нароешь, твое. Но гляди: шнобель не задирай. Смелость выше страха ставь, но и напролом дуром не лезь. Если кто в беде – выручи, коль сможешь, если не сможешь – другим сообщи, кто поближе, тот, кто на помощь звал, и за эту малость отблагодарит, а другие поймут и за козла держать не станут. Решил отдохнуть – не скупись, ежли кто компанию хочет составить. В баре, конечно, всяк сталкер сам себе касса, но если кто попросит – не откажи, уважь выпивкой. Сегодня ты для него прозрачного не пожалеешь, а завтра он тебя своим стволом поддержит или хабаром по-братски поделится. Ты главное помни: Зона смелого да честного хабаром одарит, а ссыкуна и понтярщика долго терпеть не станет. Ну…в общем, так вот… За то, что со мной ходил – спасибо. За то, что закидоны мои терпел – тоже благодарствую. Вроде все. Будь здоров, сталкер, чистых троп тебе через артефакты да без аномалий…

В тот день Берет и почувствовал это в первый раз. Выброс, довольно слабенький, случился ближе к позднему вечеру, но еще за сорок с лишком минут новоявленный одиночка с удивлением обнаружил дрожь в пальцах и маленькие молоточки боли, постукивающие в виски. Удивление быстро прошло, так как Берет не придал этому особого значения, посчитав эхом эмоционального всплеска. Тут же, в баре, перед самым Выбросом он и попытался заглушить ощущения немалой дозой прозрачного вместе с ветеранами, с бешеной радостью (понятной любому старожилу Зоны) ответившими сталкеру на приглашение отметить смену статуса…

Но перед следующим Выбросом ощущение повторилось. Потом опять. И опять. В конце концов Берет сообразил, что между его ощущениями и Выбросами, возможно, существует связь. А сообразив, решил поговорить на эту тему с отставниками. Так про себя он называл тех сталкеров, кто уже не совершал активных рейдов вглубь Зоны, и жил в основном на проценты от добытого когда-то. Или работал в тех заведениях, где сталкеры проводили время, свободное от блужданий по Зоне. К таким, в принципе, относились и Каланча, и Бубна из «Штей», и его закадычный патлатый друг Че, и сам Коба. Отставником был и Акелла, в свое время прославившийся тем, что еще новичком на Кордоне, в одиночку, с тремя обоймами к «Макарову», двумя гранатами и старым, иззубренным охотничьим ножом, отбился от целого взвода армейцев, пришедших «потрясти» Сидоровича. Или, проще говоря, выставить его на «гоп-стоп». История в некоторых моментах казалась невероятной, однако Коба, после очередной удачной ходки Берета пребывавший в отличном расположении духа, рассказывая эту историю, вскользь упомянул, что свидетелем той передряги были Сидорович собственной персоной и раненный сталкер, забредший на Кордон передохнуть и подлечиться. Звали сталкера Байстрюком, за день до этого на Свалке его потрепали чернобыльские псы. Выяснить у Байстрюка правдивость истории не представлялось возможным, он сгинул где-то за год до появления в Зоне Меченого, но не верить Кобе не имело смысла – люди его круга, в отличие от сталкеров, рассказывая истории из жизни Зоны, не умели или не хотели приукрашивать. А обвинять Кобу в пустобрехстве не посмели бы даже отъявленные подонки из бандитских кланов. По слухам, таких деяний за Акеллой насчитывалось еще немало. И все же однажды он ушел на северную окраину Рыжего леса с парой опытных сталкеров, дорогим снаряжением, запасом пищи и воды на неделю и полными карманами патронов…а вернулся через девять дней один, измученный, израненный, со страшными рваными ранами от когтей на обеих ногах, истекающий кровью, с перетянутой автоматным ремнем культей правой руки и пустым «Стечкиным», зажатым в левой. Коба, несмотря на свою репутацию бездушного торгаша, по отношению к ветеранам без особой необходимости таковым себя не проявлял, так как сам в свое время подарил Зоне правую ногу от колена, замененную впоследствии на дорогой протез. Поэтому Акеллу он на произвол судьбы не бросил, а поселил его рядом с Баром и определил его на тут же введенную им должность каптера. Сам Акелла отнесся к этому философски, принимая жизнь такой, какая она есть, и калекой себя не считал, но при этом раздражался, если кто-то другой относился к нему как к инвалиду. Ноги ему подлечили, но какие-то сухожилия все-таки срослись плохо, так что после этого ходить Акелла стал неуклюже, ковыляющей походкой напоминая хромого гоблина. Хотя среди сталкеров, несмотря на увечья, он все равно пользовался заслуженным уважением, находились, однако, и личности, позволявшие себе пару-другую скабрезных и унизительных шуточек по поводу физического состояния Акеллы. Двоим он добродушно спустил это с рук, и даже отговорил возмущенных ветеранов из бара, решивших по-своему поговорить с юмористами. Третьему повезло гораздо меньше, чем его предшественникам. Однажды прямо в баре он, качественно перебрав, отпустил гадость по поводу мужской несостоятельности инвалидов. Акелла, всегда отличавшийся умением не лезть за словом в карман, в этот раз, мирно сидя за стойкой, ответил изумительной по красоте матерной фразой, в которой мастерски объяснил своему обидчику истинную причину его появления на свет. Оскорбленный до глубины души шутник не придумал ничего умнее, как сорваться с места и ухватить беспомощного, по его мнению, калеку за шиворот. Не успели старожилы вмешаться и накостылять поганцу, как Акелла, с немыслимой для покалеченного человека ловкостью извернулся и одним ударом левого кулака сломал шутнику нос и челюсть. А затем, когда разъяренный дикой болью пострадавший, вскочив с пола, рванул из-за спины АКМ, аккуратным броском всадил ему в сердце немецкий гитлер-югендовский нож времен второй мировой (предмет бешеной зависти всех ветеранов), и убил обидчика на месте. Убитый принадлежал к скрытному и нелюдимому, но очень серьезному сталкерскому клану, представители которого вскоре влетели с оружием наперевес в «Сто рентген» и потребовали выдать им убийцу. Посетители бара на это предложение ответили однозначно – похватав стволы и направив их на гостей. Назревала перестрелка и, в перспективе, бешеная грызня с другим кланом. Ситуацию спас Коба, успокоив гостей и пообещав лично прибыть к их лидеру, Барону, для разговора по душам. Не только завсегдатаи бара, но и гости такого на своей памяти и не знали. Удивленные соклановцы убитого растерянно согласились, ошарашенные сталкеры в баре опустили стволы. Коба свое обещание сдержал, под охраной из дюжины ветеранов в тот же день отбыв на встречу. О чем и как он говорил с тамошним лидером, осталось неизвестным из-за приватности разговора, но после его возвращения Барон ночью заявился в комнатушку Акеллы, выставил на стол канистру с разбавленным спиртом и извинился за оскорбление, признав за ним право на радикальные действия. Акелла не стал показывать гонор, и к утру оба, с гудящими от похмелья головами, расстались если не друзьями, то, по крайней мере, и не врагами. Больше желающих тыкать в Акеллу пальцами не находилось. Зато потом, когда он неторопливо спускался в бар по извилистым ступеням, ковыляя и изредка опираясь пальцами уцелевшей руки за выступы стен, в зале его частенько встречали дружеским ревом кучи луженых глоток: «Акелла не промахнулся!».
К Акелле Берет и обратился, памятуя о его добродушном нраве и поразительному отсутствию способности к приукрашиванию. Задавать такие вопросы другим сталкерам он не рискнул – несмотря на то, что разговоры на подобные темы в сталкерской среде были нередки, Берет побоялся, что его просто завалят тоннами ненужной информации в виде баек и легенд. А Акелла, если и рассказывал кому-либо что-либо, то, как правило, прекрасно обходился без вычурных завитушек. Иногда Берет даже думал, что Акелла запросто может стать во внешнем мире мультимиллионером, написав и издав мемуары с воспоминаниями только из своей жизни, не говоря уже о былых делах, в которых он принимал участие с другими сталкерами. Чего стоили одни только сведения о его дружбе со Шрамом. С тем самым Шрамом, что когда-то стал очередной легендой Зоны, пережив на открытом пространстве несколько Выбросов. С тем самым наемником, что гонялся за Стрелком по всей Зоне и чуть было не догнал прямо у подножия ЧАЭС, но вместо этого попал вместе с объектом своей охоты и доброй половиной клана «Чистое небо» под гигантский Выброс, накрывший всех разом. Судьба Шрама, кстати, с тех пор никому достоверно не была известна. Одни говорили, что после того случая его в глубине Зоны встречал Хемуль, другие утверждали, что собственными глазами видели останки Шрама где-то на окраине Рыжего леса, третьи божились, что были свидетелями того, как Шрам сам сдался армейцам на Периметре и после этого уже никогда не возвращался в Зону… Только один Акелла на вопрос о дальнейшей судьбе легендарного наемника замолкал, глядя куда-то вдаль, и слабо улыбался.





Тему создал для того, чтобы узнать ваше мнение, бродяги. Это набросок для книги. Черновой вариант, поэтому в дальнейшем будет подвергнут доработке. Но для начала хотелось бы услышать мнение участников форума.