Печальная история

Пунктуация, орфография и остальные нехитрые обороты автора сохранены без изменения.

Далее от лица автора.


Иду, значит, шоппингую, смотрю: на обочине ёжик лежит. Не клубочком, а навзничь, лапками кверху. И мордочка вся в кровище: машиной, наверное, сбило. Тут в пригородах кого только не давят! Ежи, лисы, змеи... иногда даже косули попадаются. Мне чего-то жалко его стало: завернула в газету, принесла домой. Звоню Гельмуту, спрашиваю, что делать? Он мне: отнеси в больницу, там ветеринарное отделение есть. Ладно, несу. Зашла в кабинет. Встречает какой-то Айболит перекачанный: за два метра ростом, из халата две простыни сшить можно.
<Вас ист лось? - спрашивает. Вот уж, думаю, точно: лось. И прикинь: забыла, как по-немецки <еж>. Потом уже в словаре посмотрела. Ну, сую ему бедолагу: мол, такое шайсе приключилось, кранкен животина, лечи, давай. Назвался лосем -люби ёжиков... Так он по жизни Айболит оказался: рожа перекосилась, чуть не плачет. <Бедауэрнс-верт, - причитает, - тир!>. Бедняжка, стало быть. Тампонами протёр, чуть ли не облизал и укол засандалил. Блин, думаю, мало ёжику своих
иголок. И понёс в операционную. Подождите, говорит, около часа. Ну, уходить как-то стремно - жду. Часа Через полтора выползает этот лось. Табло скорбное, как будто у меня тут родственник загибается. И вещает: мол, как хорошо, что вы вовремя принесли бедное существо. Травма-де, очень тяжёлая: жить будет, но инвалидом останется. Сейчас, либе фройляйн, его забирать и даже навещать нельзя: ломняк после наркоза. Я от такой заботы тихо охреневаю. А тут начинается полный ам энде. Айболит продолжает: <Пару дней пациенту (nota bene: ёжику!) придётся полежать в отделении реанимации (для ёжиков), а потом сможете его забирать>. У меня, наверное, на лице было написано: <На хрена мне дома ёжик-инвалид?!>. Он спохватывается: <Но, может быть, это для вас обременительно и чересчур ответственно ( е-мое!!!). Тогда вы можете оформить животное в приют. Если же все-таки вы решите приютить его, понадобятся некоторые формальности...> Понимаю, что ржать нельзя: немец грустный, как на похоронах фюрер
а. Гашу лыбу и спрашиваю: <Какие формальности?>. <Договор об опеке (над ёжиком), -отвечает, а также характеристику из магистрата>. Я уже еле сдерживаюсь, чтобы не закатиться. <Характеристику на животное?>, - спрашиваю. Этот зоофил на полном серьёзе отвечает: <Нет, характеристика в отношении вашей семьи, фройляйн. В документе должны содержаться сведения о том, не обвинялись ли вы или члены вашей семье в насилии над животными (изо всех сил гоню из головы образ Гельмута, грубо сожительствующего с ёжиком!!!). Кроме того, магистрат должен подтвердить, имеете ли вы материальные и жилищные условия достаточные для опеки над животным (не слишком ли мы бедны для ёжика, с///ка!!!)>. У меня, блин, ещё сил хватило сказать: мол, я посоветуюсь с близкими, прежде чем пойти на такой ответственный шаг, как усыновление ёжика. И спрашиваю: сколько я должна за операцию? Ответ меня додавил. <О, нет, -говорит, -вы ничего не должны. У нас действует федеральная программа по спасению животных, постра
давших от людей>. И дальше -зацени: <Наоборот, вы получите премию в сумме ста евро за своевременное обращение к нам. Вам отправят деньги почтовым переводом (...восемь, девять - аут!!!). Мы благодарны за вашу доброту. Данке шен, гутхерциг фройляйн, ауфвидерзейн!> В общем, домой шла в полном угаре, смеяться уже сил не было. А потом чего-то грустно стало: вспомнила нашу больничку, когда тётка лежала после инфаркта. Как еду таскала три раза в день, белье, посуду; умоляла, чтобы осмотрели и хоть зелёнкой помазали. В итоге родилась такая максима: <Лучше быть ёжиком вГермании, чем человеком в России>.