Сити-9

Сити-9

*DISCLAIMER*
Версия главы в этом посте в определенной степени устарела. Автор рекомендует перейти к наиболее актуальной версии повести
*End of DISCLAIMER*

Глава 1
Вагон звонко стучал колесами на стыках, покачиваясь. Это был обычный вагон в обычной электричке, один из последних, что успели выпустить перед самыми Портальными штормами и Семичасовой войной. Изнутри он весь был выкрашен белым, а на сиденьях красовались мягкие подушки с незамысловатым узором синего цвета.
За окном неторопливо проплывал унылый индустриальный пейзаж. Пакгаузы, ангары, гаражи, ржавые рельсы и ржавые вагоны. Все давно заросло травой и медленно разрушалось, поглощалось природой и переваривалось ею. Когда-то это была окраина города, теперь же это скорее было окраиной пустошей.
Ехать оставалось часа полтора, и мне не верилось, что это нудное путешествие наконец закончится. Я ехал в этом поезде уже второй день, ехал из вполне сытого и благополучного Сити-24 в абсолютно незнакомый Сити-9. Кроме меня в вагоне был только один человек. Его звали Стив, и за два дня мы надоели друг другу хуже горькой редьки. Сейчас, когда я сидел у окна и разглядывал остатки былого, он удалился в тамбур. Уж не знаю, что он там делал, курил, наверное.
Что-то подсказывало мне, что этот лысеющий мужчина лет тридцати с маленьким s-образным шрамом на правой стороне лба и внимательными серыми глазами не так уж и прост, как кажется. Он прожил в Сити-24 четыре года, прежде чем получить новое предписание о переезде, в то время как среднее время пребывания граждан в городах равнялось примерно шести месяцам. Как ему удалось так долго прожить в одном городе? Чем таким он занимался, что Миграционный Отдел так долго его не трогал? И, наконец, откуда у него сигареты (которых я, к слову, не видел уже лет пять) и полный чемодан прочих редких в нынешнее время вещей? В то же время я прожил в своем предыдущем городе месяца три или три с половиной, а вещей у меня была лишь небольшая сумка со сменой белья и парочкой вещиц из прошлой жизни, которые мне удалось сохранить.
Ходили слухи, что Альянс постоянно вербует себе доносчиков среди обычных граждан, привлекая их более сносными условиями жизни и увеличенными рационами. Вполне возможно, что слухи эти были недалеки от истины. Если люди от безысходности шли в ГО, то что им мешало из такой же безысходности идти в сексоты?
Я смотрел и смотрел в окно. Мимо проплывал все тот же пейзаж, и единственное, что говорило о том, что все эти серые стены когда-то построил человек – это надписи. Надписи, рисунки, какие-то призывы и лозунги. Все это жило, несмотря на то, что те, кто все это рисовал на этих безжизненных стенах, давно были распылены на атомы или сожраны какими-нибудь из поселившихся на Земле чудовищ из Ксена. Кто знает, что случилось с шедеврами Лувра и Эрмитажа? А вот все эти граффити никуда не делись и продолжали жить. Жить, напоминая о тех временах, когда по Земле еще не ступали инопланетные захватчики. Жить, давая призрачную надежду на возрождение.
На одной из стен было написано: «Хайль-Путин!» Я уже и забыл, что могла означать эта надпись. С памятью людей что-то творилось, они многое забывали. Многое забыл и я. Я забыл, кто я по национальности, кто мои родители и откуда я родом. Мне было невдомек, как раньше назывался Сити-24, или Сити-9, или любой из других немногих оставшихся на планете городов. Но кое-что я все еще помнил. Эта память тлела где-то в глубине моего сознания, неяркая искорка, которую трудно было загасить.
Скоро вернулся Стив. Он и вправду курил в тамбуре – от него сильно несло табаком. Он был одет так же, как и я: синие джинсы и такого же цвета куртка из такой же джинсовой ткани. Все были так одеты, в каком бы городе ты не оказывался. У кого-то, может, и сохранилась где-то старая одежда, но какое теперь это имело значение?
Стив поставил на сиденье свой чемодан и сел напротив меня. Бросив на меня быстрый взгляд, он повернулся к окну и спросил:
- Слышал про Потерянных?
- Про кого? – не понял я.
- Про Потерянных, - терпеливо, как непонятливому школьнику, повторил Стив. – Говорят, в таких поездах, как наш, часто находят людей без памяти. Лежат себе, спят, и всех вещей, что у них есть – только предписание о переезде в другой город. Спрашиваешь их о чем-нибудь, а они не помнят ничего, даже имени своего, и из какого города едут.
- Не слышал, - говорю. – А откуда ты о них знаешь?
- Да так, товарищ один говорил. Нехорошо быть Потерянным…
- Это еще почему?
- Да потому, что появляются они ниоткуда и исчезают в никуда. Разбудит такого какой-нибудь пассажир, и едут они вместе, скажем, в Сити-17. А по прибытии в Сити-17 Потерянного берет в оборот Миграционный Отдел. И все, только его и видели.
- И к чему ты все это говоришь?
- Да так… Мысль вдруг в голову пришла. Все мы, все это поколение, которое осталось на планете и которое будет на планете последним, все мы, в сущности, такие вот Потерянные. Сами ни черта не помним о том, что было до, катаемся из одного города в другой и потихоньку, без лишнего шума, исчезаем.
- Надежды нет.
- Абсолютно никакой.
Я встал и пошел к тамбуру. Мы ехали в первом вагоне, и где-то за стеной тамбура была кабина, в которой никого не было. Когда-то, еще до, электрички водили люди. Теперь это было поручено хитроумным компьютерам Альянса. А машинистов (я вспомнил, как звали людей, которые водили поезда) уже и в помине не осталось.
Я подошел к раздвижным автоматическим дверям. За стеклом вечерело, а пейзажи были все те же: серость, серость, серость. Кирпичи, бетон, ржавчина. Развалины, поросшие травой и молодыми деревцами. И серое небо над всем этим, такое низкое, что казалось, оно вот-вот упадет. Я вернулся в вагон и увидел на торцевой стене какую-то ободранную наклейку. Когда-то она, наверно, изображала схему линии, но сейчас надписи было уже не разобрать, только обрывки: « айцы», «С чки», «Г рел в », «Кр с е ело». Мне, в общем-то и неинтересно было все это. Актуальность все эти схемы потеряли еще до Вторжения, когда после пары месяцев Портальных штормов наступил транспортный коллапс, и перестали ходить все виды регулярного транспорта.
Стив привалился к стеклу и заснул, мирно посапывая и что-то бормоча сквозь сон. Оставалось совсем недолго ехать, и вполне возможно, что следующая возможность нормально поспать будет совсем нескоро. Так что Стива я прекрасно понимал, и сам бы заснул, если бы хотел. Сон уже не шел, развалины за окном надоели, и я просто лег на мягкие сиденья, глядя в потолок.
Поезд вдруг остановился. Вокруг уже высились давно брошенные полуразрушенные жилые дома, тоже не самое воодушевляющее зрелище. Но до жилого пространства было еще далековато. В чем дело?
Где-то вдалеке послышался гул. Сначала он напоминал комариный писк, но дальше все усиливался и усиливался. И он приближался к нам. Я почувствовал, как мелко задрожал пол. Гул превратился уже в рев и был невыносимо громким. Стив проснулся и стал озираться, во внимательных его глазах появилась растерянность.
И тут вагон мягко качнулся, а за окном по параллельным рельсам пронеслось Оно. Как только не называли эти изящные штуки из Темного сплава, часто летающие по железным дорогам разных городов. Самым распространенным в любом секторе было название «Поезд-лезвие». Это и вправду было лезвие, длинное, тонкое и острое, легко и непринужденно прорезающее огромные пространства между жилыми секторами планеты. Они всегда появлялись внезапно и столь же внезапно исчезали, никто не знал, что и куда на них возят. Привыкнуть к ним было невозможно, настолько инородно и инопланетно они смотрелись на железных дорогах.
Поезд-лезвие улетел так же стремительно, как и появился, а гул удалился вместе с ним. Мы со Стивом переглянулись, но говорить ничего не стали. А что тут скажешь?
Вскоре наш поезд вновь тронулся, и через час мы неторопливо вкатились на вокзал Сити-9.

***
Здание вокзала оказалось изрядно потрепанным. Некогда стеклянные двери со стороны платформ давно были разбиты, половина турникетов, стоявших за ними, была выломана и брошена в сторону. Огромная стеклянная двухскатная крыша зияла проломами, уцелевшие стекла покрылись трещинами. В зале было много мусора, валялись остатки скамеек и информационных щитов, а кое-где были раскиданы брошенные здесь в незапамятные времена чемоданы. В общем-то, обычное вокзальное зрелище в современном мире. По сравнению со многими другими вокзалами тут еще было вполне чисто.
Билетные кассы были давным-давно заколочены. Рядом с некоторыми из них стояли метрокопы. ГО-шники ничем не отличались от своих собратьев в других городах. Те же белые шлемы с респираторами, та же черная с белым униформа. И обязательные электрические дубинки.
Справа я увидел какой-то странный вход. За уцелевшими стеклянными дверями не горел свет, но большая синяя буква М над ними говорила о том, что когда-то тут был вход в метро. Сейчас двери охранялись четырьмя метрокопами, и я буквально чувствовал неприязнь, с которой они оглядывали группу вновь прибывших.
Вновь прибывших было немного. Кроме нас со Стивом это были еще шесть человек, среди которых было две женщины. Войдя в здание, люди начали озираться, не зная, что делать и куда идти.
Впрочем, эта проблема была решена тут же. Уже готовый к нашему приезду отряд ГО из десяти бойцов окружил группу. Вперед вышел один из них, очевидно, командир.
- Добро пожаловать в Сити-9, - сказал он бесцветным голосом, из которого модулятор шлема изгнал последние остатки эмоций. – Сейчас вы будете проведены в пункт Миграционного отдела, где вас распределят.
Последнее слово мне не понравилось. За долгие годы переездов и скитаний по городам я привык ко всякому. Где-то, как в Сити-17, тебя сразу охватывала гнетущая атмосфера отчаяния и страха, прямо на вокзале. Где-то, как, например, в Сити-11, можно было вполне сносно жить, а процедура регистрации на вокзале ограничивалась простановкой штампа в миграционном билете. Издалека все уцелевшие города выглядели одинаково. Однако различия начинались уже на вокзале. И, прибывая на новое место, ты не можешь быть уверен ни в чем. Поэтому грядущего распределения я ожидал со все большим беспокойством.
- Что, боишься? – шепнул шедший рядом со мной Стив. – А ты не бойся. В Сити-9 все хорошо, никто не повезет тебя в спецтюрьму прямо из Миграционного отдела.
Не успел я с удивлением спросить его, откуда он знает, что нас тут не тронут, как ближайший к Стиву ГО-шник приблизился к нему и ударил его электрической дубинкой.
- Не разговаривать! – крикнул метрокоп. Стив не стал уворачиваться или отбиваться и терпеливо выдержал удар.
«Да, - подумал я. – Как-то не воодушевляет такое начало».
Пройдя мимо входа в закрытое метро, наша процессия повернула налево. Нас подвели к двери, на которой висела табличка с надписью «Миграционный отдел Сити-9», под которой было еще что-то написано угловатыми письменами Альянса.
- Заходим по одному! – распорядился командир, и я, открыв дверь, вошел внутрь.
За дверью оказался пыльный узкий коридор, освещенный голой лампочкой под потолком. Справа и слева были двери без надписей. Что было за этими дверями, оставалось только догадываться. Интуиция подсказала мне, что идти надо в конец коридора, к последней двери. Я повернул ручку, и дверь с противным скрежетом открылась.
Внутри кроме стола, стула на колесиках и средних размеров консоли связи ничего не было. За столом сидела женщина лет сорока в форме ГО, но без шлема. Шлем лежал на столе. Взглянув на меня, женщина сказала:
- Давайте ваше предписание и миграционный билет.
Я вытащил документы и положил на стол. ГО-шница принялась изучать их.
- Значит, Эмиль Лоренц, регистрационный номер 425589-AS… - протянула она задумчиво.
- Да, именно так, - нерешительно ответил я.
- Изрядно покатались вы по миру, я смотрю, - она подняла на меня глаза, и я увидел, что она улыбается. Я давно не видел улыбок, и поэтому чуть-чуть вздрогнул. Она это заметила и засмеялась:
- Не бойтесь, 425589-AS, не укушу. У нас хорошо относятся к людям, и если за шесть месяцев вы будете вести образцовый образ жизни в обществе, то у вас будет шанс остаться в Секторе 9 на более долгий срок. Впрочем, глядя на ваш миграционный билет, я не могу утверждать это с большой степенью уверенности: вы часто переезжаете. Хм, не приди Альянс на Землю, у вас бы не было, быть может, такой отличной возможности много путешествовать? – она вновь заливисто засмеялась.
Моему смущению не было предела. Я не мог понять, действительно ли ей так весело, или она просто хочет унизить меня. Поэтому я молчал.
- Что молчите? Вы не рады оказаться в Сити-9?
- Нет, почему же? Очень рад, - принялся защищаться я.
- Ну-ну, - с сарказмом ответила женщина. – По вашей кислой физиономии это очень заметно. Что ж, от меня требуется лишь поставить штамп в вашем билете и выбросить предписание, - она достала печать из ящика стола и исполнила задуманное. – Вот. Я вручаю вам вашу электронную метку, с помощью которой вы можете проходить через посты Гражданской Обороны на улицах и попасть в собственную квартиру. Ваш адрес – улица Сосновая, дом 13, квартира 19, сядете на трамвай №4 и доедете до туда минут за пятнадцать. Удачи, и добро пожаловать в Сити-9!
Я взял миграционный билет и метку, представлявшую из себя небольшой пластиковый прямоугольник черного цвета с вшитым внутрь чипом, попрощался и вышел. Слева в коридоре я увидел дверь с надписью «Выход», открыл ее и вскоре оказался на улице.
Вокзал находился на набережной широкого пересохшего канала. Судя по всему, личный автотранспорт не был запрещен в Сити-9: пока я осматривался, мимо проехало несколько автомобилей. Я перешел дорогу и подошел к чугунной ограде канала. Когда-то, несомненно, здесь было много воды, но политика Альянса по снижению уровня Мирового океана привела к тому, что большинство водоемов на планете изрядно обмелели. Это коснулось и этого канала – некогда широкий и полноводный, он сейчас превратился в узенький ручеек, протекавший по песчаному дну, засыпанному мусором и залитому грязью. Что-то подсказывало мне, что в этом канале, окованном гранитом, скопился мусор, помнивший многие поколения людей, живших тут в течение многих столетий. История города № 9, когда-то, несомненно, гордо носившего собственное имя, а не безликий номер, лежала здесь, на дне этого канала.
Я смотрел на канал несколько минут. А потом я поднял глаза и увидел то, что должен был увидеть сразу, как только вышел из здания вокзала. Над потрепанными зданиями возвышался огромный шпиль, игла, подпиравшая небо. Ее вершина терялась в облаках, а от могучих стен из Темного сплава к городу тянулись кабели.
Цитадель.
Они одинаковые везде. Города могут быть разными, но Цитадель в каждом такая же, как и в любом другом. Несимметричная громада, части которой находятся в постоянном движении, выросшая из земной коры, как сталагмит. Цитадель подавляла, любое здание по сравнению с ней было как муравей рядом с человеком.
Я смотрел на Цитадель минут десять. Каждый раз меня поражает их мощь и сила, и каждый раз я ощущаю всю ничтожность себя, ничтожность всего, что сделано человеком за тысячи лет, ничтожность попыток сопротивляться оккупантам. Ничтожность всего человечества перед мощью Вселенского Союза. Ноги мои подкосились, и я долго еще сидел на тротуаре перед чугунной решеткой, положив свою небольшую сумку на колени.
Это был новый для меня город. И у меня было много времени, чтобы его понять и принять. И полюбить, наверное. В конечном счете, большинство граждан способно полюбить свою новую родину. Разве что в столичном Сити-17 такое не пройдет. Но я был не в Сити-17, поэтому ничто мне не мешало. А потому я очнулся, встал и пошел гулять по Сити-9, осваиваясь в нем. Да и новый дом надо было посмотреть.

***
Город был прекрасен. Когда-то, несомненно, он был и больше, и многолюдней, но некое запустение пошло ему только на пользу. Всюду высились красивые старые здания, людей было немного, но они вели самую обычную, довольно непринужденную жизнь: прогуливались по тротуарам, сидели в некоторых еще живых кафешках и барах, спешили куда-то, смеялись, слушали музыку, ссорились, мирились, любили…
Улицы здесь были разные, от узких переулков до широких проспектов. Всюду чисто, аккуратно, мусора почти нигде не было, кроме каналов. Каналов и речек в городе оказалось множество, и все представляли собой зрелище, аналогичное тому, что я видел у вокзала. Кое-где валялись ржавые остовы яхт и небольших кораблей, врывшиеся в песок и ил. Но, что удивительно, эти ржавые корабли не производили никакого угнетающего впечатления. Они казались абсолютно естественными, как будто их гармонично вписали в композицию, которая без них что-то потеряет.
Этот город был живой. Это был первый такой город из всех, что я посетил. Он был таким, и люди здесь были такими, и даже метрокопы, которые здесь были такими же, как и везде, не мешали городу быть живым. И постепенно, по мере того, как я растворялся в этом городе и становился его частью, я понимал парадоксальную, немыслимую вещь: до прихода Альянса на Землю живым этот город не был. Наоборот, тогда он давил на людей, и если и были люди, способные его полюбить, они любили его скорее из жалости.
Наконец, я решил отправиться домой (мысленно это слово я произносил уже совершенно спокойно). Вспомнив номер трамвая, подсказанный мне в Миграционном отделе, я сел ждать его на небольшой остановке. Подъехал он минут через пять, гремя на разболтанных рельсах, старый, трясущийся облупленный трамвай №4. И опять это бедственное состояние показалось мне таким естественным. Словно так и должно быть.
Трамвай остановился, и я забрался в первый вагон. Пожилая женщина-контролер подошла ко мне с каким-то устройством в руке и протянула его. Я в нерешительности остановился.
- Э-э-э…
- Вашу метку, пожалуйста, - усмехнулась женщина. Я тут же суетливо достал черный кусочек пластика и поднес его к устройству. Оно пискнуло, и контролер сказала:
- Готово. Садитесь, пожалуйста.
Я убрал метку и, пораженный, сел на ближайшее сиденье. «Пожалуйста»! Как давно я не слышал этого простого слова! Как давно я не видел нормального человеческого отношения как к себе, так и к другим! Иногда мне казалось, что я его вообще никогда не видел. И вот теперь… Мне вдруг страстно захотелось дожить свою жизнь именно в Сити-9.
- Вы ведь новенький, верно? – донеслось до меня справа. Я повернул голову. Рядом со мной сидела девушка лет двадцати пяти, не больше. Она была одета во вполне обычную, давно мною не виденную одежду: фиолетовый свитерок и белую юбку. На плечи ниспадали длинные каштановые волосы, черты лица были немного грубоваты, но невыносимо милы, а светло-зеленые глаза, казалось, излучали некий внутренний свет и тепло. Девушка улыбалась.
- Да, новенький, - протянул я. – А как вы догадались?
- А у нас с контролерами никто так нерешительно себя больше не ведет, - она продолжала улыбаться. – Да и одежду такую никто не носит. Вы из 17 приехали?
- Нет, 24…
- И как там? Жить можно? – на ее лице явно читалась заинтересованность.
- Можно, вполне. Но как-то, не знаю, серо, что ли? Там можно жить, но Сити-24 ненавидишь с каждым днем все больше. Не то, что ваш город, - и я кратко описал ей свои впечатления.
Она понимающе кивнула.
- Вам тут понравилось, я вижу. Тут нравится всем. Я была тут в детстве, мне уже тогда понравилось…
- В детстве? – я удивился. – И вы помните, что было тогда?
- Конечно, - она пожала плечами. Я приехала сюда в десять лет на экскурсию, да так и застряла, когда вся свистопляска началась. До этого я жила далеко отсюда, вот уж не думаю, что тот город сохранился. С тех пор тут и живу, и мне здесь нравится, никто не заставляет уехать. В первые годы было тяжело, но я справилась, да и помогал мне здорово один человек. Он мне вместо отца стал. А почему вас так удивило слово «детство»?
Я замялся.
- Понимаете, мы же ничего не помним, ничего. Ну, только какие-то обрывки. И я не помню практически ничего из того, что было до, да и саму войну помню очень смутно. И все люди, которых я видел, имели эту проблему.
Девушка понимающе кивнула.
- Да, я понимаю. Наверно, в других городах что-то добавляют в рационы. Но здесь, я уверена, вы вскоре все вспомните. Возможно, при этом у вас возникнет желание совершить что-нибудь антиобщественное, но ведь для этого и существует испытательный срок! Если за это время вы что-то натворите, вас вернут в другой город, где вы снова все забудете, - она снова обворожительно улыбнулась.
- Интересно, - сказал я. – А как тогда раньше назывался этот город?
Тут я понял, что совершил ошибку. Ее улыбка увяла.
- Я не могу вам этого сказать. До этого вы должны дойти сами. К тому же это неэтично, таких вопросов у нас не задают.
- Я прошу прощения, не хотел вас задеть…
- О, не извиняйтесь, - улыбка вернулась. – Вы же новенький, вы еще мало что знаете о наших порядках. Не переживайте, вы все скоро поймете. А уж город наш вам уже и так понравился.
- О да, это так, - я тоже улыбнулся, и мне показалось, что это ее обрадовало. – Кстати, меня Эмиль зовут, Эмиль Лоренц, сорок два пятьдесят…
- Никаких цифр, - прервала она меня. – Мы все знаем друг друга по именам. Меня зовут Вероника, можно просто Ника. Мне так больше нравится.
- Рад знакомству, Ника, - это было действительно так.
- Взаимно. Ты докуда едешь?
- До улицы Сосновой, а ты? – на «ты» мы перешли, сами того не заметив.
- Туда же. Тебе очень повезло, это очень хороший район. Некоторым новичкам достается похуже, но плохих мест в Сити-9 не бывает. Плохие уже давно разрушены…

ВНЕЗАПНО

*DISCLAIMER*
Версия главы в этом посте в определенной степени устарела. Автор рекомендует перейти к наиболее актуальной версии повести
*End of DISCLAIMER*

Глава 5
Спустя некоторое время дверь вновь открылась. На пороге стоял все тот же вортигонт. Он знаком предложил мне выйти в коридор. Я повиновался. В коридоре все было по-прежнему: лампочки тускло светили через одну, а вдалеке, у двери в шахту, стоял часовой. Вортигонт повел меня налево, к уже известному мне кабинету Вернера. Когда мы подошли, он прошел вперед и открыл дверь, входя в нее раньше меня. Видимо, мне здесь уже доверяли, раз уж не вводили в кабинет под конвоем.
Кабинет на этот раз был ярко освещен, и тут я понял, что это и не кабинет вовсе, а что-то вроде классной комнаты или аудитории. Стол справа, на котором горела лампа, когда я был здесь в первый раз, стоял напротив двух рядов двухместных парт, за которыми сидело множество людей. На стене за столом рядом с книжными полками до сих пор висела зеленая доска, если и знавшая когда-то мел, то совсем нечасто. Вдоль стен стояли шкафы, над ними висели стенды с разными давно неактуальными сведениями.
Вернер стоял у доски, глядя на своих подчиненных. Посмотрев на меня, он указал рукой в сторону парт, призывая меня садиться. Вортигонт остался у двери, я же пошел искать себе свободное место. Почти каждая парта была занята, всего здесь было человек тридцать. Многие переговаривались между собой, и пока я шел по проходу между рядами, я чувствовал на себе скользящие взгляды сидевших, но не отвечал на них. Помня о разговоре с Вернером, я понимал, что я теперь часть этих людей, часть Братства, и мне не хотелось пока смотреть на них – я никого еще не знал. Наконец, я нашел свободное место за одной из парт. Я сел и повернулся к сидевшему рядом. Моим соседом оказалась девушка с длинными светлыми волнистыми волосами. Когда я сел, она повернулась ко мне. Лицо у нее было жесткое, даже властное в какой-то мере, на нем застыло странное выражение. Зеленые глаза внимательно смотрели на меня.
- Ты, значит, тот самый Лоренц, - сказала она утвердительно. – Меня зовут Ханна. Рада знакомству, - и протянула руку в приветствии. Мы скрепили знакомство рукопожатием и я спросил:
- Что тут у вас?
- Вернер будет распинаться о планах. Мы, наверное, сегодня эвакуируемся. Тут вообще-то должен сидеть мой друг Норман, он скоро подойдет.
- Мне пересесть?
- Нет, сиди уж. Все равно на всех мест никогда не хватает.
- Никогда? Вы часто тут собираетесь?
- Достаточно часто. Вернер проводит собрания, расписывает инструкции. Мы знаем, как действовать в любой ситуации.
Я усмехнулся.
- Это заметно. Здесь что, была какая-то школа?
- Нет, весь комплекс, где мы сидим – это старый бункер на случай ядерной войны. Убежище. Предполагалось, что люди будут жить здесь, а дети еще и учиться. Мы нашли большой запас всякого рода учебников, пишущих принадлежностей. Ядерной войны не случилось, зато случилась такая, после которой и детей не бывает. Так что вместо детей тут мы.
- А почему на двери написано, что это кабинет Вернера?
- Потому что, когда собраний нет, он закрывается тут, выключает свет и оставляет только лампу на столе. Он не любит, когда много света. Получается, что от всего кабинета остается только стол. Ему хватает.
- Ясно, - сказал я. Больше в голову ничего не приходило, и я замолчал. Ханна вновь посмотрела на меня и спросила:
- Расскажешь что-нибудь о себе?
Я покачал головой.
- Как-нибудь потом. Время наверняка для этого найдется.
- И то верно. Я познакомлю тебя с Норманом. Он отличный парень, тебе понравится.
- Конечно, - я посмотрел на Вернера. Он о чем-то беседовал с вортигонтом. – Почему он не начинает?
- Ждем всех остальных. На этот раз мы не собираемся, похоже, оставаться здесь, поэтому собираются все люди со всех постов. Я так думаю. Можем попрощаться с этим местом.
- С радостью попрощаюсь. Не нравится мне здесь.
- А в Городе нравилось? Как там, кстати? Я давно там не была.
- Город как город. Бывало и хуже. Куда, кстати, мы пойдем из этого бункера?
- Здесь есть выход в старые тоннели метро. Пойдем по ним. Они взорваны со стороны Сити-9, но нам, впрочем, и так туда не надо. Так что отправимся на юг, рельсы приведут нас на поверхность.
- Оптимистично.
- Такой уж у меня характер. Хотя по лицу и не скажешь, - она улыбнулась. Вышло на удивление мило, и я улыбнулся в ответ. В этот момент Вернер и запросил тишину, зазвонив в колокольчик. Видимо, в кабинет прошли все опаздывающие. Я огляделся – действительно, людей прибавилось, все они разместились возле шкафов. Ханна помахала кому-то рукой – очевидно, своему другу Норману. Также я увидел у входа несколько новых вортигонтов. Всего в группе их было не больше десяти.
Наконец, Вернер заговорил.
- Братья! Мы собрались сейчас здесь, потому что пришло время исполнить миссию, ради которой мы все организовали Братство. Альянс начал крупномасштабное наступление на все базы нашей организации. Это значит, что Братство распадается на автономные единицы – как и было оговорено изначально. Теперь каждый отряд – сам по себе, каждый покидает насиженные места самостоятельно. Мы покидаем наше убежище. Сюда движется большая группа солдат Альянса. Действуем согласно плану обороны и отхода. Начинаем. Лоренц, ко мне, быстро!
Услышав свою фамилию, я встал. Вокруг засуетились члены Братства. Отрепетированными движениями они подбирали свое снаряжение. Часть их уходило в какую-то другую дверь в дальнем конце комнаты. Другая часть – в ту, через которую все, в том числе и я, сюда входили. Это показалось мне странным. Я хотел спросить об этом Ханну, но она повернулась ко мне спиной и пошла вместе со вторыми. В руках она держала невесть откуда взявшийся восьмизарядный дробовик. Сквозь толпу моих новых соратников я пошел к Вернеру. Наконец, я добрался до него. Он стоял возле своего стола и копался в рюкзаке, попутно разговаривая с одним из вортигонтов.
- Марг, я не уверен, что это хорошая идея. Мы же договаривались, что все вортигонты идут в тоннели, - говорил Вернер вортигонту. Тот отвечал:
- Чувствуем мы большие волнения. Кто-то из наших соплеменников должен помочь обороне. Иначе силы Альянса догонят вас, и план будет провален.
Вернер все больше раздражался.
- Но вы же не выберетесь оттуда! Вы потеряете важные звенья в своей цепи, и…
- Не волнуйся об этом, человек, - надменно перебил Марг. – Вортэссенция одобряет это намерение. Лишь двое вортигонтов пойдут не с тобой – но помогут они безмерно. Этот говорит сие не ради твоего согласия – мы просто сообщаем.
Один из стоявших рядом вортов согласился с Маргом:
- Так и есть, Вернер. Тебе стоит уступить. Наше братство действовать будет так же, как и твое. Соответствует это целям и задачам общим, которые перед нами стоят. Посему Марг и Врия уйдут – и рады они совершить сие ради блага человечества, освободившего вортов.
Вернер выглядел растерянно. По-видимому, образ мыслей вортигонтов по-прежнему оставался ему непонятным. И непонятно ему было, почему двое из его союзников добровольно собирались идти на смерть ради людей. Заметив, что я подошел, он, однако, поспешил разговор закончить:
- Что ж, будь по-вашему. В добрый путь.
- Удача да сопутствует вам, человек, - ответил Марг. Он и второй вортигонт, Врия, отправились за дверь, о чем-то переговариваясь на вербальной версии своего языка. Остальные вортигонты (их осталось шесть, как я видел теперь) пошли в другую сторону. В комнате оставалось все меньше членов Братства, мы с Вернером, видимо, должны были покинуть ее последними.
- Я здесь, Вернер, что ты хотел? – спросил я.
- Я собрал тебе снаряжение, - Вернер показал на рюкзак. – Тут же автомат, с которым ты пойдешь. В рюкзаке еще пистолет есть. Патроны, припасы, все на месте. Фонарик сразу надень на лоб – там, куда мы идем, будет темно.
- Хорошо, - сказал я. – Слушай, Вернер. Ты говорил, концепция не позволяет Альянсу напасть на нас. Как тогда понимать это нападение? Почему группа разделилась? Они же не вернутся, да?
На лице Вернера появилось явственное раздражение.
- Сейчас не время для вопросов, Лоренц. У нас все было отработано. Те люди, которые ушли обороняться, знали о том, что уйдут, задолго до сегодняшних событий. Знали, были готовы. Неожиданность вышла лишь с вортигонтами – я ожидал, что они все пойдут с теми, кто эвакуируется – но и это не такая уж проблема. Может, они действительно помогут там. Что же до концепции… По-видимому, что-то изменилось. До меня дошли слухи, что в Городе новый наместник, и инструкции у него жесткие. Не было времени все детально выяснить. Так или иначе, мы уходим.
- Но эти люди… Они же погибнут стопроцентно! Они не попадут туда, куда стремится Братство! Тебе не кажется, что ты их обманываешь?
Вернер сурово смотрел на меня.
- Никто не обещал, что до лучшей жизни дойдут все. Жертвы есть всегда, Лоренц. Пойдем со мной.
- Наверное, я совершил ошибку, оставшись с вами.
- Ты уже не вправе выбирать. Выбор у тебя был, ты присоединился к нам. Мы не успели провести обычную процедуру приема – тогда бы у тебя не возникло этих вопросов. А теперь пойдем, нет времени на разговоры!
Я нацепил рюкзак и фонарик, схватил автомат и пошел за Вернером. В душе кипела злость. Злость на Вернера, злость на себя. Я понял, что никогда больше не увижу Ханну – и ее друг Норман, должно быть, ее больше не увидит. А сколько еще людей потеряют сейчас своих друзей – только потому, что у Вернера так было спланировано? Я вспомнил про Веронику. Куда пошла она – с нами или на оборону? Ответа не было, а спрашивать у быстро шагавшего впереди Вернера не хотелось. Я начинал ненавидеть этого человека.
Я думал обо всем этом, как вдруг неожиданно завыла сирена. Вернер остановился и повернулся ко мне. Лицо его было бледно.
- Кажется, они не справились с задачей… Бегом!
Мы бросились в торцевую дверь. За ней была винтовая лестница вниз, освещаемая редко горящими маленькими фонарями на стенах. За спиной послышались звуки стрельбы: видимо, бой, начавшись где-то далеко от комнаты Вернера, быстро добрался до нее. Я услышал пару отдаленных взрывов. Но мы спускались все ниже, и все дальше были звуки. Вернер и не думал сбавлять ход.
Наконец, мы добрались до конца лестницы. С небольшой площадки вела еще одна дверь. Мы прошли, и Вернер захлопнул ее, завернув большой вентиль.
- Зачем, Вернер? – заорал я. – Там были наши, они могли еще спастись!
- Больше не могут, - на лице Вернера не двигалось ни мускула. – Все идет по плану. Вперед, за мной.
Я включил налобный фонарик. Он осветил все впереди довольно ярко, и я увидел, что находимся мы в длинном и узком зале. По обе стороны высились два ряда массивных пилонов из серого гранита. Над пилонами в свете фонарика блеснул мозаичный фриз, на котором были изображены какие-то веточки, листочки и тому подобное. Подойдя поближе, я увидел на одной из изображенных веточек миниатюрную желтую птичку – синицу. Как давно не видел я таких птиц. Этот мир, казалось, завоевали вороны и чайки. В городах еще можно было иногда увидеть голубей. Остальные птицы куда-то давно подевались…
- Что стоишь, пойдем! – крикнул Вернер. Пока я любовался птицей, он с чем-то копался у двери. Он бросился налево, в проход между пилонами. Я проследовал за ним. Мы оказались на платформе станции метро. Тут еще стоял синий поезд с широкой белой полосой вдоль окон. Внутри не было ничего, стекла покрылись пылью. Вернер побежал вдоль поезда.
- Быстрее, быстрее! – кричал он. Мы добежали до кабины поезда и спустились на пути по небольшой приставной лесенке. Здесь был конец станции – дальше перед нами высилась лишь темная пропасть тоннеля. Фонарь выхватывал только небольшое расстояние впереди – виден был бетон под ногами, рельсы, шпалы и ребристые круглые стены. А дальше – тьма. И в эту тьму мы и устремились с Вернером. Бежать по шпалам было не очень-то удобно, вполне можно было зацепиться и упасть, либо не так поставить ногу и сломать ее. Я старался об этом не думать. Старался я не думать и о том, почему мы бежим – ведь нас никто не преследовал.
Внезапно этому нашелся ответ. Где-то за стеной громко хлопнуло, потом еще и еще. Что-то там взрывалось, причем взрывалось мощно – будто давно было заготовлено и только ждало случая взорваться.
- Что там такое, Вернер? – крикнул я спине лидера.
- Я взорвал станцию. Теперь там никто не пройдет. Можно больше не бежать, - Вернер остановился. Я тоже остановился и, тяжело дыша, присел на давно обесточенный третий рельс.
Это был уже действительно конец. Вернер обрек половину своих людей на смерть – а может, кто знает, и на что-то более страшное – застенки Альянса. Взрывом он отсек их последний шанс на спасение, уничтожил то, ради чего они пришли в Братство – свободу. Теперь к свободе пойдут другие, не они.
- Как распределялись отряды, Вернер? Как вы определили, кто уйдет, а кто останется?
Вернер сел рядом со мной. Он выглядел уставшим.
- Жребий, Эмиль. Все решил жребий. Я знаю, тебе нелегко принять то, что случилось позади. Но мы с самого начала решили, что в жеребьевке участвуют те, кто сознает, что может не уйти. Я сказал им, что тот, кто этого не сознает, может не участвовать – и тогда ему придется вернуться в Город, жить прежней жизнью. А наши не могли оставаться там. Им было лучше в Братстве, потому что Город душил их. Никто не ушел. Все решили участвовать. Более того, я тоже участвовал – и если бы мне выпало остаться, мы бы не разговаривали сейчас здесь. Я бы тоже был там, а отряд повел бы кто-то другой. Не суди меня. Это было общее решение. Нам было не обойтись без жертв – потому что, если бы мы ушли все, солдаты настигли бы отряд в тоннелях, и до поверхности, до свободы не добрался бы никто.
Мы помолчали. Тишину прерывали лишь капли воды, шлепавшиеся вокруг на бетон. Наконец, я спросил:
- Ну хорошо. И что теперь? Где все остальные? Куда мы пойдем?
- Как мы условились, отряд ждет в сбойке между тоннелями примерно в пятистах метрах отсюда. Сейчас мы с тобой встанем и пойдем к ним. Затем мы отправимся на юг. Пройдем несколько станций и выйдем, наконец, на поверхность. Потом мы покинем руины и пойдем дальше. Я знаю, куда идти. Верь мне.
И, несмотря на все мои спутавшиеся мысли, несмотря на боль, возникшую от осознания большой утраты (хотя я не знал никого из оставшихся, кроме Ханны), я верил ему.

***
В тоннеле пахло сыростью, движения воздуха почти не было. Лучи фонарей постоянно выхватывали сосульки, свисавшие с тюбингов. Было довольно холодно.
Вскоре мы дошли до условленного места. В сбойке, как и сказал Вернер, нас ждал отряд. От всего достаточно большого количества народу, которое я видел на собрании, осталось лишь около двадцати человек, не считая вортигонтов. Все они смотрели на нас с Вернером, никто не обнаруживал особых эмоций при виде лидера. Лидер тоже был деловит и собран. В лучах светящих на него фонарей он махнул рукой, призывая всех следовать за ним. Группа, по-прежнему не говоря ни слова, последовала его приказу.
Я пристроился в конце колонны, растянувшейся по тоннелю. Меня нагнала Вероника.
- Я очень рада, что ты идешь с нами, - сказала она. – Честно говоря, я волновалась. Все эти взрывы на станции… Вернер не говорил мне об этом.
- Может, он и правильно сделал, - ответил я. – Я тоже рад, что ты здесь. Там, позади, все погибли. Вернер убедил меня, что они знали, на что идут.
- Это действительно так, - кивнула девушка. – Все они были готовы собой пожертвовать ради общего дела.
Во мне внезапно начало нарастать раздражение.
- Давай без пафоса. Все эти «пожертвовать собой», «общее дело» и прочее – вы что, готовы повторять эти слова вслед за Вернером? Люди, черт возьми, погибли. Это плохо, вне зависимости от того, ради чего это было сделано. А вы все так спокойно это воспринимаете…
- А как еще это воспринимать? – спросила Ника. – Все так и есть. Все так говорили, еще во время жеребьевки. Это не слова Вернера – это то, чем дышало и будет дышать Братство. Ты просто слишком мало времени провел с нами, чтобы это почувствовать.
Разговор этот показался мне бессмысленным, и я замолчал. Вероника обняла меня за плечи.
- В любом случае, мы живы. О мертвых не жалей. Им уж точно лучше, чем нам.
Скажи это человечеству, подумал я. Скажи всем тем, кто остался жив на планете, захваченной Альянсом. Скажи всем тем, что живет в отчаянии и страхе, пока вы тут просиживали в теплых подвалах на всем готовом. Я промолчал. Мне не хотелось ссориться с ней, особенно после того, что уже случилось на базе.
Наша группа уходила во тьму тоннеля. Впереди ждала неизвестность.

***
«5 июня
Такое ощущение, что мир вдруг затих в ожидании чего-то непонятного, грандиозного и ужасного. Портальных штормов больше нет. Город окружен заставами, на улицах полно баррикад. Люди либо сидят по домам и бесконечно смотрят повторяющиеся новости по телевизору, либо безмолвно бродят по улицам с ошалевшим видом. Мертвых никто не хоронит по-человечески. Чаще всего тела просто сжигают. На стенах расклеивают последние выпуски газет, на одной-двух полосах рассказывающих, как идут дела в мире. Дела в мире идут просто ужасно. Половина планеты в руинах, переполненных чудовищами, города замерли в полуразрушенном состоянии, готовые вновь обороняться. Но спонтанные телепортации вдруг закончились. Будто их обрезали. Ученые по телевидению говорят, что, похоже, это шанс для человечества вернуться к нормальной жизни. Глупцы. Кто назовет нормальной жизнь после такого, когда данные о жертвах колеблются от полутора миллионов до полумиллиарда человек по всему миру? Кто назовет нормальной жизнь, когда целые области отрезаны друг от друга, а о некоторых других просто нет никакой информации? Что бы ни случилось дальше, человечеству уже никогда не стать прежним. Мы получили серьезную оплеуху.
Все чего-то ждут.
И что, черт возьми, случилось с экспедицией в Ксен?

6 июня
Сообщают о том, что те трехлапые зеленые существа с огромными красными глазами во всю голову, стреляющие электрическими разрядами, совершенно точно вышли на мирный контакт с землянами. Они больше не причинят нам зла и просят приюта на Земле. Одного из них показали по телевидению. Рядом стоял чернокожий ученый из Black Mesa, не помню, как его звали, и беседовал с пришельцем перед камерой. Вортигонты (так эти существа сами себя называют) поразительно быстро выучили основные мировые языки. Ученый объяснил, что их способности значительно превосходят человеческие, и они могут быть очень хорошими союзниками. Людям не нравится такое соседство, но, как говорят, вортигонты селятся вдали от людей, чтобы никому не мешать. Тот ворт, которого показали по телевизору, что-то долго скрипел на английском языке. Мне было трудно его понять. Но те, кто умудрился разобрать его речь, говорили, что вортигонты нападали на людей только потому, что подчинялись приказам своего лидера, который целиком и полностью контролировал их. Теперь он мертв, и они свободны. Но опасность идет на Землю, новая и еще более страшная. Не знаю, почему после этих слов не возникло паники. Люди вокруг стали совершенно апатичными. Кажется, им уже все равно, что случится.

7 июня
Экспедиция в Ксен, кажется, погибла полностью. Они не нашли Фримена и успели только один раз выйти на связь. Они передали страшную видеозапись, которую зачем-то крутят в эфире.
На экране показывают мир, состоящий из маленьких островков, плывущих в огромном Ничто. Камера закреплена на лбу одного из участников. Видно, как все они прыгают через пространство, разделяющее островки. Их четверо, все они одеты в оранжевые костюмы, которые позволяют им прыгать очень далеко. Вот они бегают по каким-то пещерам, освещаемым желтым светом странных кристаллов. Вот они стреляют по странным существам о трех ногах, которые атакуют их резкими звуками, способными отбросить человека. Вот они пробираются в огромную камеру, где лежит на дне чудовищное существо, похожее на огромного младенца с непомерно раздутой головой, которая раскрылась, будто лепестки цветка. На брюхе у него грубо пришита третья рука. Снимающий комментирует, что это, видимо, и есть мертвый Нихилант, предводитель вортигонтов. Потом они пытались выбраться, а их атаковал целый отряд огромных трехлапых бойцов-гуманоидов, стреляющих странными горящими снарядами, издающими тихий шелест. Один из ученых погиб, прошитый этими штуками, однако отряду все же удалось отбиться. Однако затем на видеозаписи раздались крики, послышалась хаотичная стрельба, камера завертелась. Не было видно ничего определенного, пока, наконец, запись не оборвалась.
Не понимаю, зачем было это показывать?

8 июня
Утром земля в городе затряслась, словно началось землетрясение. В центре города рушились дома, люди, находившиеся там, бросились наутек. Я сидела на крыше мэрии, когда увидела, что происходит. На площади в паре кварталов от моего убежища вдруг произошел ужасный обвал, как будто в земле появилась воронка, в которую начали падать дома, машины и люди. Это выглядело просто ужасно. Хуже стало, когда из обвала начало лезть это Нечто.
Представь, читатель, будто из твоего живота, раздирая кожу, вдруг лезет огромный прут арматуры. Тогда ты, возможно, поймешь, каково было смотреть на то, как лезет из земли то, что люди позже назовут Цитаделью. Эта огромная конструкция, выше самого высокого на планете небоскреба, асимметричная, переливающаяся холодным бирюзовым светом, поднималась все выше и выше. Скоро она начала подпирать облака. Ее вершина терялась где-то там, высоко. Люди смотрели на это, раскрыв рты от изумления и ужаса. Что это? Уж не та ли страшная опасность, о которой предупреждали вортигонты?
О дальнейшем у меня сохранились очень смутные воспоминания. Я припоминаю, что из Цитадели вылетело огромное количество больших насекомоподобных штуковин с горизонтальными пропеллерами на хвостах, которые начали совершенно хаотично обстреливать город. Мне кажется, я помню, как Цитадель обстреливали ракетами, и как танки, что шли к ней, были буквально сметены с лица Земли выстрелами из пушек огромных шагающих треножников. Я помню, как умирали люди, как рушились здания, как асфальт горел под ногами. Как мы бежали, прятались, снова бежали и снова прятались. Казалось, это продолжалось вечно. Но на самом деле это продолжалось всего лишь семь часов. Нам сказали, что кто-то от лица всего человечества сдал захватчикам Землю. Будто бы сейчас только это и показывают по телевидению – раз за разом. У меня нет возможности посмотреть.
Я сижу сейчас в подвале, вокруг огромное количество людей. Плачут дети, плачут женщины, плачут мужчины. Я пишу эти строки в дрожащем свете свечи и тоже плачу, хоть и не знаю, отчего. Никто здесь не знает, что делать, и что будет дальше.»

Будучи в деревне, я не терял времени даром и написал новую главу. Она мне нравится по нескольким причинам.
Во-первых, я написал ее феноменально быстро: всего в два захода с коротким промежутком между ними, что делает ее самой быстро написанной главой в повести.
Во-вторых, я полностью написал ее в сельской местности, что радует меня по множеству причин.
В-третьих, если я не ошибаюсь, это самая большая глава из всех написанных.
В-четвертых, мне кажется, я превратил самый скучный пункт в составленном плане сюжета в не самый скучный (субъективно).
В-пятых, она просто кажется мне лучше Главы 5.
А теперь пришла пора разбить мои доводы в пух и прах шквалом испепеляющей критики.
Полная версия крео - как всегда, на Яндексе.


Глава 6
- Осторожно, проходим по одному, - говорил Вернер. Он стоял и следил, как мы будем проходить. Впереди тоннель преграждали длинные ленты липких толстых, похожих на лианы, языков. Их было штук десять или пятнадцать. Почему они висели здесь, где вероятность встретить что-то живое (и, следовательно, съедобное) стремилась к нулю? Или все же не к нулю? Барнаклы любят сырость, темноту – подземелья это их стихия. Но они никогда не появлялись там, где не было возможности поесть. А значит, нам надо быть настороже.
В тоннелях было мерзко. Даже не представляю себе более мерзкого места. Сырость, полная темнота, какие-то шорохи, капание воды и непрерывное эхо от шагов нашей группы – все это жутко действовало на нервы. Наши перспективы были совершенно туманными. Вернер признался, что смутно представляет себе населенность этих мест. С того момента, как он бывал здесь в последний раз, прошло очень много времени. Безусловно, это обнадеживало. И вот, спустя несколько десятков минут молчаливого шествования по тоннелям (колонной по двое) мы наткнулись на гнездо барнаклов. Их языки полностью перекрывали проход, оставляя лишь небольшой промежуток вдоль округлой стены. Здесь-то мы и должны были протиснуться. Кто-то спросил у Вернера, почему бы их не расстрелять попросту. Он ответил, что опасается пулевых рикошетов. Мне такая логика непонятна.
Мне вообще непонятен Вернер. С одной стороны, он кажется довольно мудрым человеком, настоящим лидером, удивительно целеустремленным и прагматичным. С другой стороны, некоторые его решения, мягко говоря, странны – уже начиная с решения разделить отряд и отправить половину на верную смерть. Может, он опасался, что большим количеством людей просто тяжелее будет руководить на открытых пространствах пустошей? И почему нельзя расстрелять барнаклов, чтобы их языки перестали представлять угрозу? Рикошеты? Какая нелепость.
Что больше всего удивляло – это молчаливая покорность членов Братства. Никаких вопросов. Вернер сказал – Братство делает. Эти люди были угрюмы, сосредоточенны, пытаться разговаривать с ними в походе было бессмысленной тратой времени. Они просто шли, и все. Куда, зачем – это знает Вернер, но не говорит им. Вероятно, они привыкли к этому положению дел, привыкли к тому, что вопросов задавать не нужно. Я же был здесь человеком новым. И пока что преданного члена Братства из меня явно не получалось.
Подошла моя очередь ползти мимо языков. Они висели в несколько рядов, расстояние между ними было совсем небольшим, так что протиснуться между ними смог бы, наверное, лишь ребенок. Оставалось ползти сбоку. Я перешагнул через контактный рельс, прижался спиной максимально близко к бетонным блокам (рюкзак пришлось снять и бросить вперед уже прошедшим) и пошел боком. Передо мной висели языки. Толщиной примерно с мое запястье, они были испещрены какими-то бороздками и бугорками. Языки мелко подрагивали, их концы внизу касались рельсов и иногда извивались. Эти твари ждали еды. Она сама должна была полезть к ним в рот. Я полз медленно, глядя перед собой. Я сам не заметил, как в руке моей возник пистолет – несмотря на все предостережения Вернера, я был готов стрелять сразу же, как только какой-либо из этих вонючих, липких языков меня зацепит. Но все прошло благополучно, и уже скоро я присоединился к группе уже перешедших людей.
Самое обидное, что ближайшая сбойка, по которой можно было бы пройти в параллельный тоннель, находилась сразу за скоплением барнаклов. Из нее вдруг начали выходить все вортигонты, что сопровождали нас. Я и не заметил момента, когда они ушли в параллельный тоннель. Вернер не мог им приказывать, поэтому они шли так, как им хотелось. Они вообще держались как-то обособленно от людей, пусть и являлись членами нашей группы. Сейчас они стояли впереди и явно не интересовались скоплением барнаклов – хотя могли бы уничтожить их своими электрическими способностями за пару секунд. Все они о чем-то тихо общались на своем языке.
Я убрал пистолет в кобуру и присел возле контактного рельса, не убирая руки с кобуры. С обеих сторон преграды находилось уже примерно равное количество людей. Вероника прошла мимо барнаклов почти сразу же после меня. Она сделала это ловко и почти не напрягаясь – ну да, она же выросла среди них…
Мимо барнаклов пролез высокий человек в мешковатом плаще с капюшоном, надвинутом на голову. Пройдя мимо меня, он отошел вперед, держась в стороне ото всех. Мне захотелось с ним поговорить, но я решил подождать. На той стороне как раз оставались двое: Вернер и невысокая девушка в бронежилете Гражданской Обороны. Она пошла первой. Шла она так же, как и все остальные, прижавшись спиной к бетону и повернувшись лицом к барнаклам. Она шла медленно и даже как-то неуверенно.
Вероятно, эта неуверенность и сыграла с ней злую шутку. Она вдруг поскользнулась и упала. Ее ноги вытянулись под контактным рельсом, и правая случайно задела один из языков. Язык мгновенно обернулся вокруг ноги, и резко дернулся вверх. Девушка завизжала. Ее протащило вперед, из-за чего она ударилась лицом по нижней части контактного рельса. Вот уже она висит вниз головой, одна нога тянется вверх, другая вместе с руками хаотично дергается и бьется, пытаясь освободиться. Я вскочил, выдергивая пистолет, и начал всаживать пулю за пулей в того из барнаклов, что держал девушку за ногу. Я не хотел очередной бессмысленной смерти. Я не хотел, чтобы эта девушка погибла так глупо. Кто-то тоже начал стрелять, но это не помогало. В тусклом свете налобных фонарей пули улетали мимо. А девушка все билась и билась, пытаясь освободиться, и уже ее руки и ноги прилипли к нескольким языкам, и несколько чертовых барнаклов дергали ее из стороны в сторону, а первый из поймавших ее барнаклов уже откусил ей правую ногу по колено. Хлестала кровь, грохотали выстрелы, нечеловечески орала обезображенная девушка, которую съедали заживо, и что-то кричал Вернер. Кажется, он приказывал не стрелять.
Наконец, пули сделали свое дело. Большинство барнаклов исторгло кошмарное содержимое своих желудков, языки ослабли и отпустили девушку. Она тяжело упала на шпалы. Я бросился к ней.
Это было ужасно. Она вся была залита кровью, обе ноги и левая рука были откушены, а пальцы правой сжались в кулак от боли. Это уже был не человек. Это был кричащий комок боли. Она все еще была жива, но это была уже не жизнь, а агония. Страшная, нелепая смерть. Я обернулся. Сзади стоял вортигонт. Не помня себя, я бросился к нему.
- Вы ведь можете спасти ее! Можете!
Но вортигонт лишь молча покачал головой и закрыл маленькие глаза, расположенные над одним большим.
- Ближайшее гнездовище муравьиных львов слишком далеко, человек. А без их экстракта у нас ничего не получится, - сказал он, наконец. – Сил у бедной девушки совсем не хватит. Скоро, скоро жизнь ее оборвется навсегда.
Это был приговор. Я отвернулся и ушел мимо стоящих вокруг безмолвных членов Братства, мимо Вероники и остальных вортигонтов. Добравшись до сбойки, я сел на бетонный пол возле кучи когда-то брошенных здесь запасных рельсов. Откуда-то сзади донесся один-единственный выстрел, оборвавший стоны девушки. Мне кажется, я знаю, кто его сделал.

***
Кто-то сзади подошел ко мне. Это был давешний человек в плаще. Он сел рядом и молчал. Я посмотрел на него. Он просто сидел и смотрел в стену. Лица его под капюшоном видно не было. Руки он прятал в длинных рукавах. Я отвернулся. Пусть сидит, лишь бы молчал.
- И вновь смерть, - сказал он. Голос его был скрипучий и медленный, будто в горле у него насыпан песок. – Смерть, причем злая и такая же бессмысленная.
- Что тебе надо? – спросил я.
- Я не пришел сюда успокаивать тебя, Лоренц. Думается, в этом совсем нет нужды. Я не буду говорить и о жертвах и тому подобной ерунде. Знала бы бедная Линда, что ее «жертва ради общего дела» будет такой – думаю, она бы отказалась от этого чертового похода и проклятого Братства.
Слова эти были необычными. Мне не верилось, что говорит их член Братства. Я вновь повернулся к нему. Он все так же смотрел в стену.
- Ты как-то нетипичен для этой организации, - сказал я. – Кто ты такой?
Он снял капюшон. В луче своего фонарика я увидел вытянутое застывшее лицо и короткую щетку жестких светлых волос. Незнакомец вдруг вытянул откуда-то из недр плаща сигарету, сунул ее в рот и закурил. Я заметил, что его левая рука одета в перчатку, и три пальца вместе с половиной ладони на ней отсутствовали, а мизинец был неестественно вывернут.
- Будешь курить? – спросил он. Я покачал головой. Он тоже покачал головой и продолжил:
- Меня зовут Виктор Тудор. Я болгарин. Хм, был им когда-то, - он коротко улыбнулся одними губами. – Это сейчас я нетипичен. Как и ты. Увидишь, спустя какое-то время в этом отряде все будут такими нетипичными. Кроме Вернера. Он будет им что-то кричать, доказывать, что он знает, куда мы все идем, и так далее. А на деле… Хм, на деле все выйдет не так, как он ждет. Не знаю вообще, чего он ждет. Такое ощущение, что этот поход он затеял только для того, чтобы убежать от самого себя.
- А зачем идешь ты?
- А ты?
- Ты что, еврей? Я первый спросил.
- Нет, я болгарин. Я же говорил. Зачем я здесь? Ну, скажем, мне интересно, чем все закончится. Как только станет неинтересно, я уйду. Я много брожу по миру. Ну а ты зачем идешь?
Я задумался. Разговор неожиданно меня увлек.
- У меня выбора не было, - ответил я, наконец. – В Городе меня ждал бы расстрел. Или еще что похуже. А там, в пустошах, я буду свободен.
- Свободен, говоришь? Ты хоть представляешь себе ту «свободу», которая тебя там ожидает? Или видел пустоши только из окон поездов?
Не дожидаясь ответа, он продолжил:
- Мир там, за пределами городов… Он разнообразен. Где-то ты напарываешься на гнездо муравьиных львов. Где-то на колонию вортигонтов, которые не очень-то любят людей – такие есть, и не думай, что они не поддерживают отношений с теми, которые любят. Где-то вдруг находишь завод Альянса, где он добывает ископаемые – настоящий механический ад, почище любой Цитадели. Или находишь деревню с абсолютно одичавшими людьми, куда не добивает Подавляющее поле. Дети там… Хм, глядя на них, радуешься поневоле, что Альянс запретил нам размножаться. Да и вообще, именно в пустошах понимаешь: а не лучше ли жить в Городах? Не лучше ли быть частью того самого Нового порядка, о котором говорил Брин сразу после Семичасовой? Может, отрекаясь от завоевателей, мы совершаем величайшую глупость в истории человечества?
- Почему же ты живешь не в Городе?
Виктор опять улыбнулся одними губами и поднял изуродованную руку, показывая ее мне.
- Смотри, - сказал он. – Лет десять назад я сбежал из Города. То был Сити-10 или 31… не столь важен номер. Я примкнул к одной из группировок повстанцев – ты же слышал о людях, которые надеются прогнать Альянс с Земли? Было нас человек двадцать. Как и здесь примерно. Мы базировались в старом особняке на берегу красивого лесного озера. Это была наша база, мы гордо прозвали ее «Новая Надежда». Там было много таких баз, все они носили какие-то претенциозные имена. И вот однажды на нас наткнулся Альянс. Прикатили три БТРа, плюс парочка воздушных транспортников и штурмовик для поддержки с воздуха. Всего их было раза в два больше, чем нас. Штурмовик мы кое-как подбили, а вот с пехотой не совладали. Долго держали особняк, часа два. Двухчасовая война, хе-хе-хе. Осталось нас пятеро. Решили сдаться – все равно база почти полностью разрушена, «Новая Надежда» умерла последней. Сдались. Четверых сожгли заживо, а меня командир отряда решил попытать лично. Засунул мне левую руку в мясорубку и начал крутить. Крутил-крутил, пальцы ломались, перекручивались там, а он задавал мне вопросы. Просто ради своего удовольствия, потому что ответы на все эти вопросы он знал и так. А потом, когда ладонь моя уже полностью скрылась внутри, он начал крутить обратно. Обратно вынул уже не ладонь, а какие-то ошметки. А я вот с тех пор в Городах и не живу. Странствую. Интересно мне.
Он так на меня посмотрел, что у меня пропало уже всякое желание с ним разговаривать. Я решил, что с меня хватит и встал.
- Очень занимательная история. Пойдем, а то уйдут без нас.
- Не беспокойся, не уйдут. Они все равно решили привал устроить. Но ты иди к ним, если хочешь. Я тут еще пока посижу.

***
В тоннеле все сидели вокруг небольшого костерка, разожженного из шашки. Кто-то что-то ел, кто-то проверял снаряжение. Многие вполголоса переговаривались. Я заметил позади черный мешок. В нем лежали, видимо, останки бедной Линды.
Что я здесь делаю? Зачем принимаю участие в проклятом походе? Что объединяет меня с этой кучкой безумцев? Не знаю. Не знаю, не знаю, не знаю. Может, как Тудор, просто выбросить это из головы и ждать, чем все закончится? Можно даже ставки делать. Лениво щелкая какие-нибудь орешки, рассуждать о возможных раскладах, будто футбол обсуждаешь, а не жизнь людей. Тудор привлек мое внимание. Он был интереснее всех остальных, и по нему было видно, что он знает, чего хочет.
Я увидел Веронику. Наши взгляды встретились, и я направился к ней. Ей тоже было не по себе. Она сидела у костра и зябко ежилась. Я сел рядом. Мне не хотелось говорить, а она, видимо, не решалась начать разговор. Тем не менее, разговор в итоге начал я:
- У нее были друзья?
- Да, - поколебавшись, ответила Ника. – Были. Две девушки, с которыми она пришла сюда. С ними она в основном и общалась. Они остались там…
- Вот оно что, - сказал я. – Сначала Вернер разделил их компанию, отправив двоих на убой. Потом убил и третью. Замечательно. Просто прелестно.
- Но…
- Молчи! Ни слова больше! – я встал на ноги и отправился к мешку.
И откуда только они взяли этот мешок? Не иначе, специально прихватили на этот случай. На случай, если кого-то придется хоронить. Я развязал веревку, стягивавшую горловину мешка и открыл лицо погибшей. Кто-то стер с него кровь, и Линда теперь выглядела спящей. Так могло показаться, если не знать, что в мешке тело ее обрублено и изломано, если не замечать, что она не дышит, если не видеть сломанного носа и рассеченной брови.
- Спи спокойно, - прошептал я. – Прости, что не смог спасти тебя вовремя.
Я снова завязал мешок. Сзади послышались шаги. Вернер.
- Думаешь, я хочу с тобой разговаривать после этого? – спросил я.
- Нет. Просто подошел сказать, что мы уходим, - с этими словами он развернулся и пошел к костру.
Что ж, уходим, так уходим.

***
Два тоннеля теперь сошлись в один, двухпутный. Он был широк и даже в некоторой степени просторен. Я держался ближе к вортигонтам. Они не возражали. Их было шестеро, и всегда они держались вместе.
Когда смотришь на ворта, ни за что не угадаешь его возраст. Они все похожи друг на друга, а живут так долго, что людям и не снилось. Они неплохо устроились на Земле, расселившись колониями еще во время Портальных штормов. Помнится, они еще хотели предупредить о грядущей угрозе, но толку от этого, как показала история, в общем-то не было.
Вортигонты в массе своей сотрудничали с людьми. Они охотно учили земные языки, и, хоть и разговаривали довольно странно, понимать их можно было. Но эта открытость не была взаимной. Люди многого не знали о своих неожиданных союзниках. Как они размножаются, действует ли на них Подавляющее поле, что представляет собой Вортэссенция – на эти и многие другие вопросы вортигонты не отвечали.
В своей жизни я редко с ними сталкивался. Видел их в самом начале, когда они вовсю крутились в городах, захваченных Альянсом. Альянс стремился поработить их заново, поэтому вортигонты быстро ушли из городов, в края, которые тяжелее патрулировать. Они разводили там муравьиных львов и не жаловались на жизнь.
Когда я видел вортигонтов, мне всегда было неловко разговаривать с ними. Они являли собой образец мудрости и спокойствия, но при этом я всегда чувствовал какую-то смутную угрозу, исходящую от них. Вот он смотрит на тебя своим огромным красным глазом (маленькие, расположенные вокруг, обычно закрыты), и кажется, что он видит тебя насквозь. Вот и сейчас, когда я шел рядом с ними в авангарде нашего отряда, я изредка чувствовал, будто на меня смотрят – хотя ворты смотрели только на дорогу вперед.
Мне было неприятно, и даже подумывал о том, чтобы уйти обратно к людям, но один из них сказал вдруг своим скрипучим голосом:
- Не уходи, путник, побудь с нами.
Это было, несмотря на все мои ощущения, чертовски неожиданно. Я ответил:
- Я останусь, но… могу я вас попросить?..
- …не читать моих мыслей? – продолжил вортигонт, будто бы с насмешкой.
- Да, - только и ответил я.
Не знаю, есть ли у вортов эмоции. Они всегда говорят так странно, что и не сразу поймешь, что имеется в виду. Вот и сейчас я сомневался: они насмехаются надо мной или настроены просто добродушно?
- Мы не читаем мыслей, путник, - сказал ворт. – Мы ощущаем ощущения. Некоторым людям неприятно находиться рядом с вортигонтами. Некоторые чувствуют неловкость. Некоторые боятся. Некоторые не могут привыкнуть к нам – особенно если им довелось сражаться с нами, когда мы были рабами. Мы понимаем это. И понимаем, что путнику не очень легко идти рядом с отрядом вортигонтов.
Это была целая речь по меркам вортигонтов. Вероятно, этот был разговорчив.
- Почему же вы просите остаться? – спросил я.
- Потому что путнику сейчас нелегко быть с людьми. А с вортигонтами легче.
Вероятно, это было правдой. С большим удовольствием я сейчас вообще бы побыл один. Но необходимо было идти. В голове у меня родился вопрос, и я решился задать его:
- Скажите…
- Да, пусть путник спрашивает.
- Вы знаете, чем окончится этот поход?
- Да, - был ответ.
- И чем же?
- Конец будет похож на начало.
- Не понимаю.
- Путнику не удается пока понять. Волнения Вортэссенции он воспринять неспособен, поэтому все поймет тогда, когда придет время.
- Вы хотите сказать, я доживу до конца?
Молчание.
- А Вернер знает, куда идти?
- Вернер знает многое.
- И куда же мы идем?
- В место, что пахнет смертью.
Обнадеживает. Только «места, что пахнет смертью» мне и не хватало для полного счастья.
- И далеко ли до него?
- Нет, недалеко, - этот голос прозвучал сзади и принадлежал человеку. Я обернулся. Сзади шел Вернер.
- Вернер! Ты что, подслушивал?
Лицо у Вернера дернулось.
- Нет, - сказал он. – Вы быстро идете, я догонял вас. Едва догнал.
Он был один. Отряда не было видно – он еще был скрыт за виражом тоннеля. Пока мы вот так вот шли, тоннель чуть-чуть заворачивал влево и поднимался вверх. Идти было довольно утомительно. Я поначалу еще измерял путь по отметкам давно мертвого метро, но сбился и бросил это занятие. Я понятия не имел, сколько мы уже прошли под землей, и сколько осталось.
- Что впереди, Вернер? – спросил я. Этот простой вопрос, видимо, для него был не так и прост. Он долго молчал, идя рядом со мной. Наконец, ответил:
- Станция. Последняя перед выходом на поверхность. Мы уже совсем рядом, и я хочу тебя предупредить, Эмиль – то, что впереди, тебя может изрядно шокировать… А ты и так уже не в себе из-за смерти Линды.
- Нам грозит там опасность?
- Нет… Я думаю, нет, - поправился он. – Я давно там не был, но не думаю, что что-то изменилось. Разве что хэдкрабы проникли, и тогда будет худо. Но это вряд ли случится – слишком много времени прошло.
Вернер впервые казался живым человеком, а не человекоподобным роботом. Ему явно было не по себе, и совсем ему не хотелось идти через «место, что пахнет смертью». Я украдкой смотрел на него и видел: движения его замедлены, будто он идет, пересиливая себя. Что-то снедало его изнутри.
- Вернер, - спросил я, - а другого пути нет?
Он вдруг улыбнулся. На его свирепом лице это выглядело странно.
- Был бы другой путь, мы бы им и шли. Фенро, - он обратился к одному из вортгонтов. – Нам надо подождать остальных.
- Хорошо, ждем, - ответил Фенро.
К нам медленно приближался отряд. Полтора десятка странных людей, зачем-то куда-то идущих за своим лидером. Выглядели они измотанными – мы шли долго, без привалов (если не считать таковым короткую остановку после гибели Линды). Теперь они добрались до нас, и Вернер обратился к ним. Лицо его уже вернулось к обычному состоянию – перед своими подчиненными он показывать эмоции не спешил.
- Братья! – сказал он. – Мы почти добрались до выхода из тоннелей. Скоро мы окажемся на поверхности, за пределами нежилого пространства Города. Там мы устроим привал. Идти нам совсем недолго. Но сперва должен предостеречь вас. Впереди последняя подземная станция. Зрелище это не самое приятное. Мы все должны это перенести стойко. Наденьте противогазы, у кого есть. А теперь пойдем.
И мы пошли. Я шел с Вернером. Он посоветовал и мне надеть противогаз, что я и сделал после некоторых колебаний. Вернер того же делать не стал. Заметив мой вопросительный взгляд, он сказал:
- Мне не нужно.
Дело твое, подумал я. Вот и станция показалась из-за поворота. Подъем уже утомил, так что я был рад, что мы вышли на ровный участок путей. На станции до сих пор горело аварийное освещение. Пути разделялись посередине стеной, в которой виднелись запыленные витражи. На левом пути стоял поезд, поэтому пошли по правому.
Справа тянулась одна из двух платформ станции. Когда-то здесь жили. Виднелись остатки палаток, какие-то обломки мебели, давно потушенные кострища. И много-много иссушенных трупов. Мумии в истлевшей одежде, прилипшей к иссохшей коже. Они лежали везде, застигнутые чем-то. Позы их были самыми разнообразными, но говорили об одном: тут была паника. И все погибли почти сразу. Со всех сторон скалились черепа, челюсти которых были раскрыты в агонии.
Я посмотрел на Вернера. Он поджал губы и шел, не глядя по сторонам. Я не представляю, что творилось в этот момент в его душе. Он казался равнодушным, но я понимал, что это совсем не так.
Меня же зрелище погибшей толпы (а тут было много женщин, и дети, дети были тоже) шокировало не в той мере, какую ожидал, наверное, Вернер. Вернувшаяся ко мне в Городе-9 память подсказывала мне, что я раньше видал картины и пострашнее, так что здесь мне было неприятно находиться – но не более того.
- Хочешь знать, что случилось? – спросил Вернер, прервав мои размышления.
Не сказать, чтобы я этого так уж хотел, но я решил, что Вернеру нужно было выговориться, и кивнул.
- Здесь был пункт беженцев, - начал Вернер после некоторого молчания. – В самые первые месяцы после Войны. Многим людям не хотелось жить в Городе, и они спустились в метро – даром, что оно не работало уже долгое время. Я тоже был здесь. Мы жили тихо, не привлекая особого внимания. Именно в таких пунктах зарождалось Братство. Именно здесь мы планировали, когда уйти и в какую сторону. Тут было много людей. Мы уже собирались уходить, когда это случилось…
Тут его голос слегка дрогнул. Но лицо по-прежнему ничего не выражало.
- Мы ушли в разведку. Несколько мужчин, хотели узнать, свободен ли путь над землей. А я здесь нашел Веронику, и она не отлипала от меня ни на шаг. Пришлось взять ее с собой. Когда мы вернулись, здесь все уже было кончено. Альянс устроил облаву и атаковал всех, кто скрывался в метро. Они замуровывали подземку силовыми полями, натравливали хэдкрабов и манхэков, а где-то – как здесь, например, - атаковали газом, пропущенным через вентиляционную систему, - он обвел пространство рукой. – А еще где-то здесь осталась моя жена.
Он замолчал. Я не хотел ничего говорить, и вскоре, когда мы уже вновь шли по тоннелю, пройдя границу станции, он нарушил молчание:
- Такие вот дела, Лоренц. С тех пор я поклялся, что выведу столько людей из этого Города, сколько смогу.
Я снова не ответил. Дальнейший путь мы прошли молча. К нам присоединилась Вероника, которая тоже ничего не стала говорить. Я взял ее за руку, и мы так и шли, пока впереди, наконец, не забрезжил солнечный свет.

***
9 июня
Что ж, теперь, похоже, ясно, что мы будем жить в новом мире. Утром я решилась вылезти из подвала. В городе было тихо и пустынно. Повсюду валялись какие-то обломки, везде виднелись дымы пожаров. Я видела много разрушенных и сгоревших зданий, их плотность все более и более увеличивается по мере приближения к Цитадели. Не понимаю, почему я могу беспрепятственно бродить по городу. Наши новые хозяева пока себя никак не проявляют.
На площадях устанавливают большие экраны. Кажется, по ним теперь будут что-то показывать. Экраны эти странные: они сделаны как будто из прозрачного, неосязаемого материала синего цвета, издающего низкое гудение. Не знаю, что это такое.
Телевизоры пока молчат. Электричество есть, причем теперь оно подается сюда прямо из Цитадели по огромным кабелям, спускающимся к городу. К вечеру на улицах стали появляться различные существа, каковых мы еще никогда не видели. Во-первых, по небу летают огромные штурмовики – так их назвали люди. Они имеют длинное тело с круглым хвостом, в котором вращается винт. Всем своим видом они напоминают насекомое – в том числе и глазами. Эти штуки точно живые, но при этом явно имеют множество механических деталей. Во-вторых, на улицах бродят огромные черные фигуры, одетые в плащи. Головы у этих фигур маленькие, круглые, странно торчащие над плечами. В их руках (?) огнеметы, которыми они поджигают валяющиеся то тут, то там трупы погибших жителей города. Поджигают эти штуки и живых людей – если их поведение как-то не нравится этим существам. Мы назвали их крематорами. В-третьих, по городу частенько ходят высокие, в два-три этажа, треножники, будто срисованные из книжки Уэллса – тоже биомеханические, как и те штурмовики. Этих назвали страйдерами, они вооружены пулеметами и какими-то особенно мощными орудиями.
Город наполнен теперь звуками неземной природы: гулом, ритмичными стуками. Иногда на Цитадели начинают гудеть сирены. Между домами летают маленькие металлические машины, которые фотографируют лица людей. Есть тут и множество других разнообразных существ, описывать которые у меня нет желания – или не хватит слов. При этом наши захватчики пока что совершенно ничего не сообщают. Мы не знаем даже, кто нас захватил.

10 июня
По стенам расклеивают специальные выпуски газет. Специальные – и, видимо, последние. Каждая из них состоит из одной полосы с кричащими аршинными буквами: «ЗЕМЛЯ СДАЕТСЯ!» Ниже приписка помельче: «Семичасовая война окончилась победой Альянса».
Также пишут о различных разрушениях. Стерты с лица Земли Сан-Франциско, Нью-Йорк, Париж и многие другие столицы. Альянс предпочитает сохранять города поменьше, в них возводятся Цитадели, объединенные в глобальную сеть. По-прежнему неизвестно, что такое Альянс, откуда он прибыл и что ему от нас надо.
Также в газетах пишут, что Администратором Земли назначен бывший руководитель научного центра “Black Mesa” доктор Уоллес Брин. Вся Земля теперь объединена под его властью. Вечером ожидается его телеобращение.
Как и следовало ожидать, вещать он начал с огромных экранов, развешанных на площадях. И вот, что он сказал:
«Человечество!.. Как всегда могущественно и гордо звучало это слово! Человечество считало себя венцом Природы, Царем Земли, силой, способной повелевать океанами, континентами, Природой. Человечество, делавшее робкие шаги в Космос, человечество, считавшее себя в достаточной мере сильным для этого. И при этом разъединенное на государства, правители которых ненавидели друг друга, снедаемое жадностью и алчностью, привыкшее к комфортной жизни с безудержным потреблением.
Человечество, которое даже не заметило, что оно неизлечимо, безнадежно больно. Да, мы развивали науку, медицину, работали над портальными технологиями, изобретали новые материалы и готовились колонизировать другие планеты. Но познание мира было лишь одним полюсом. На другом полюсе громоздились все людские пороки, безудержный эгоизм и тщеславие, расовые предрассудки, ксенофобия, религии и первобытные инстинкты. То, что рано или поздно обязательно потянуло бы человечество на дно, привело бы его к гибели.
К счастью, мы оказались не одни во Вселенной. Оказалось, что в ней давно существует гораздо более мощная структура, структура, на миллиарды лет обогнавшая человечество в своей эволюции. Структура, способная собрать под своим крылом множество миров и человечеств, поднять их уровень, сделать властелинами Вселенной. Эта структура давно победила то, что мешало нам, и теперь делает то, что должна: создает мир Порядка и Гармонии, мир Познания и Эволюции, где нет места примитивным инстинктам и предрассудкам. Эта структура – Вселенский Альянс, Союз Миров и Цивилизаций, который комбинирует в себе все лучшее из того, что накопили разные миры.
Мы должны быть рады тому, что такое мощное, хорошо развитое образование обратило свой взор на нашу маленькую планету и согласилось взять ее под свое покровительство. Несомненно, Альянс приведет человечество к настоящему счастью, до которого нам пока еще так далеко. Очень важен тот факт, что Наши Покровители выбрали именно меня представлять Их волю на Земле. Я – ученый. Я – человек Познания, человек, который был выбран Ими среди миллиардов представителей нашего вида. Вместе мы пройдем тот мучительный отрезок Эволюции, который необходим нам, чтобы стать полноправным членом Союза. Мы отринем низменные инстинкты, мы начнем тотальную модернизацию сознания и тела. Мы – человечество. Мы идем в будущее. Добро пожаловать в новый мир. Добро пожаловать в Новый порядок».

Если тут еще есть кто-либо, кому это интересно, то сообщаю, что после четырехмесячного перерыва (ужас как долго) я вернулся к написанию "Сити-9". Правда, пока это не очередная глава о похождениях безумного Вернера и его отряда, а несколько записей в дневнике, найденном Лоренцем, которые повествуют о первых неделях жития Альянса на Земле. Надеюсь, работа над основным сюжетом тоже не за горами.

Уехав в лагерь, я думал, что смогу прочесть много чего из местного. А в итоге.... времени хватило только чтобы прочесть Сити-9... Во время 4-часового пути, лол.

Да, отзыв короткий, но я ж сказал, что расписывать не умею.

Вы гоните ересь, гражданин, которую придумало несколько человек. Между смертью Нихиланта и штормами прошло несколько часов, а между штормами и 7часовой — от нескольких десятков часов до пары недель (больше — это уже слишком много), в течение которых люди окопались в городах и выдерживали неистовые орды ксеновских тварей; если бы был год, пять, десять лет, то кто бы стал слушать бывшего Администратора? он как раз потому и захватил власть, что был только что из Мезы и знал всю соль ситуации, потому и смог призвать людей. А сюжет с так, что помер Нихилант, потом так начались штормы, потом годами жили, а потом внезапно низачем е6анулась Цитадель — куита же, слоу сюжет и тупо. Общепризнанный факт… в узких кругах.

По крайней мере, я придерживаюсь такой хронологии

И дальше придерживайся.

Гранты не настолько опасны, чтобы применять против них артиллерию и авиацию

В Мезе применяли, и артиллерию, и авиацию.

И кстати… хорошее произведение.

опачки, наконецта. Завтра распечатаю и почитаю
Было бы неплохо еще написать отзыв. А то моих читателей тут минимальное количество, все должны отписываться:)

Грядет обновление. Глава 4 уже не за горами.

Я подумал и решил, что то, что уже написано в главе 4, вполне достаточно для нее и вписывается в составленный мною план. Поэтому после кое-каких мелких правок я наконец-то выкладываю эту главу.
Глава слегка короче предыдущих. Действия в ней не так много, только разговоры. Но уже со следующей вся движуха и начнется.
Также обращаю внимание, что в заглавном посте появилась ссылка на скачивание рассказа. Возможно, откажусь от практики вкладывания больших кусков текста в постах здесь и перейду к простым уведомлениям об обновлениях.

*DISCLAIMER*
Версия главы в этом посте в определенной степени устарела. Автор рекомендует перейти к наиболее актуальной версии повести
*End of DISCLAIMER*

Глава 4
Судя по моим ощущениям, я просидел в комнате примерно двенадцать часов. Я уже довольно долго ничего не ел по-человечески, поэтому вскоре после моего заключения мне принесли еду. То, что мне принесли, видеть было странно. Это был овощной салат, и ощущения от того, что я увидел в миске, были сродни тем, с которыми я осматривал вещи, которые находил в шкафах своего дома в Городе 9.
За годы скитаний по миру, захваченному Альянсом, привыкаешь есть всякую дрянь. Каждый гражданин в каждом Городе имеет свой определенный рацион, который можно получить в автоматических пунктах выдачи. Ты приходишь, прикладываешь к сенсору на автомате свой пропуск, и автомат раскрывает небольшой люк, из которого к тебе приезжает запечатанный пакет серого цвета. Все, что в нем лежит, нужно растянуть на четыре дня – именно столько времени ты будешь получать отказ, прикладывая вновь свой пропуск к автомату в пункте выдачи. Нет проблем только с водой – ее можно брать в других автоматах, лишь нажав на кнопку. Алюминиевые банки из-под этой воды встретят тебя в любом углу любого из Городов Альянса. Это такой же неизменный атрибут захваченной Земли, как метрокопы, посты охраны на каждом важном перекрестке и Цитадель.
Содержимое пакетов всегда было одинаковым – маленькая буханка хлеба, несколько пакетов с рисовой крупой, что-то, слегка напоминающее колбасу и пакетик соли. Есть эту гадость можно, но никакого удовольствия не получаешь – вкуса практически нет, она как будто резиновая. Поэтому теперь одного взгляда на то, что мне принесли, было достаточно, чтобы рот наполнился слюной. Я уже схватил было миску, но не успел занести в рот первую ложку изумительной смеси огурцов, помидоров, лука и укропа, как дверь распахнулась.
На пороге стояла Вероника. Я сразу ее узнал, хотя сделать это было трудновато – она слишком изменилась. Когда я впервые встретил ее в трамвае, она улыбалась, ее глаза блестели, и трудно было не улыбнуться в ответ, глядя на нее. Но теперь в комнату вошло другое существо. Лицо, казалось, улыбки не знало уже давно, под глазами пролегли тени, а взгляд был потухшим и довольно неприязненным. Она укоротила волосы и каким-то образом перекрасила их в черный цвет. Я отметил, что, как ни удивительно, она попыталась хоть как-то привести прическу в более-менее пристойный вид – та черта, которую земные женщины за годы оккупации в основной массе утратили. Вероника же за собой явно старалась следить – и я недоумевал, как ей это удавалось в подземельях.
Одета она была в черный плотный комбинезон. На поясе висела кобура с пистолетом. В общем, она являла собой полный контраст с тем солнечным существом, которое я встретил по прибытии – казалось, это было так давно…
Я отставил миску на пол, на котором сидел, привалившись спиной к кровати, и начал разговор первым:
- Здравствуй, Ника.
Отвечать она не стала. Захлопнув дверь, она стремительно подбежала ко мне и со всей силы отвесила мне пощечину. Это было довольно больно – удар у нее был сильный. Однако руку, занесенную для второго удара, я успел перехватить. Я вскочил на ноги, и она бросилась на меня, но я перекинул ее через бедро, и она упала на кровать. Она по-прежнему не издала ни звука, хотя я делал ей больно. Я запрыгнул на нее, прижав к кровати и не давая выскользнуть. Закусив нижнюю губу, она билась, пытаясь освободиться, но я крепко ее держал. Со стороны это, должно быть, походило на попытку изнасилования, но у меня такого и в мыслях не было – я просто хотел, чтобы она успокоилась и объяснила, что с ней происходит.
Вскоре отбиваться она прекратила, но успокаиваться и не думала. Ее лицо пылало яростью, когда она заговорила:
- Безмозглый кретин, идиот неисправимый! Что ты наделал, зачем сюда полез?! Неужели так трудно было посидеть с месяц спокойно? Мы бы все сделали нормально, по уму! Отпусти меня, черт бы тебя побрал!
Я исполнил ее пожелание и отошел в противоположный угол, рядом с дверью. Она села на кровати, тяжело дыша. На лице по-прежнему пламенела ярость, но руками она неосознанно чуть поправила волосы.
Сам я был ошеломлен, но в голосе постарался это скрыть:
- А теперь объясни мне, в чем дело. И пожалуйста, будь спокойней. Я бы не хотел еще раз причинять тебе боль.
- Ты уже причинил, и физическая боль – ничто по сравнению с той, что я испытала, когда наше дело из-за тебя чуть не разрушилось! То, чему мы отдали шесть лет, то, что наладили за это время, ты разрушил – за десять минут! – здесь голос ее сорвался. Она закрыла лицо руками и разрыдалась. Я не бросился ее утешать – ей этого не требовалось. Уже через пару минут она отняла руки от лица. В нем уже не было ярости, лишь бесконечная усталость и досада.
- Ника, - повторил я. – Расскажи мне, что я разрушил. Мне жаль тебя расстраивать, но я же должен знать, что именно я сделал не так?
- «Расстраивать», - фыркнула она, но уже без злости, лишь с нескрываемым презрением, - ну и словечко ты выбрал, Лоренц! Я не расстроена – я вне себя от ярости.
- Я заметил, - ответил я с сарказмом. Она пропустила колкость мимо ушей.
- Я встретила тебя в трамвае. Это было случайно – с тобой должен был работать другой агент. Мы думали, тебя отправят жить в другую часть города. Но тебя отправили на Сосновую, где почти никто не живет. И из наших там только я.
- Подожди, - прервал я ее. – Что еще за агент?
- Да не перебивай ты! – взорвалась она. – Неужто не ясно, что Вернер прислал меня сюда, чтобы я все рассказала? Просто заткнись и слушай, ясно?
- Ясно, - кивнул я.
Она вздохнула и продолжила:
- Уже твое место жительства сменило наши планы. Опасно было контактировать с тобой без четкого плана – поэтому я исчезла. Мы следили за тобой – уже твой поход к морю нас насторожил. Еще больше нам не понравилось, что ты подолгу сидел дома. «Что ему там делать?» - подумала я. Мне дали задание выведать это, и я уже шла к тебе домой, как бы в гости – придумала легенду, чтобы объяснить свое отсутствие на случай твоих расспросов, даже внешность чуть изменила в соответствии с ней. И только я вышла из дома, как увидела тебя на другой стороне улицы. Ну и неосмотрителен же ты. Камнями бросаться в сканер, вот это да! В детстве я видела, как мальчишек, делающих то же самое, заживо спалил крематор, а ты же вроде взрослый человек, ну как можно было так себя вести? После этого неудивительно, что в пустынном секторе вдруг оказался Патруль. Патруль, черт возьми, а не метрокопы, ты понимаешь, как это серьезно? И нет бы сдаться им – ты поперся в подвал, прямо туда, где расположена одна из наших точек входа. А их у нас не так много. Когда я увидела, что Патруль сматывается, я поняла, что сейчас множество отрядов начнет шерстить все пограничные сектора, и не ошиблась! Они спалили почти все наши точки, я едва успела сбежать из Города! Мы сейчас не знаем ничего о судьбе членов Братства, оставшихся в Городе, а там ведь наверняка начались проверки. Более того, мы не можем переправить кандидатов сюда, не можем переправить никаких припасов и наладить связь без риска засветить всю организацию. И тут ты на нашу голову – не проверенный, не подготовленный. Вернер на полном серьезе был намерен тебя расстрелять уже завтра поутру, вортигонты едва его отговорили, - она ненадолго прервалась и посмотрела на меня. – Ты нас всех подставил уже своим появлением, Лоренц. Молись, чтобы дневник оказался стоящей вещью – тогда ты проживешь еще какое-то время. Но если нет… - она не стала продолжать, но все было ясно без слов.
В комнате повисло молчание. Она явно устала говорить, а мне говорить было незачем. Я понимал, что напортачил, однако во мне вдруг загорелась злость. Да как они смеют считать меня шпионом? Неужели непонятно, что за то короткое время, что я провел в Городе, я не мог им стать? Неужели непонятно, что шпиона легче подослать именно после той неведомой мне подготовки агентами Братства, которой я как раз не прошел? Я хотел было высказать все это, но, взглянув на Веронику, передумал. Мне было жаль ее – было очевидно, что она слишком подавлена, слишком велико ее горе от того, что все то, ради чего она жила все эти годы, поставлено под удар. Я понял, что все мысли, которые возникли у меня по поводу их подозрений, я выскажу Вернеру при первой же возможности – но никак не ей.
- Прости меня, Вероника, - сказал я наконец. Она подняла голову, и я выставил руки вперед ладонями, будто защищаясь от возможной вспышки гнева. – Мне ужасно жаль, что все так вышло. Я действительно действовал неосмотрительно, на эмоциях, хотел найти… кое-что важное, но попал в эту облаву и не мог больше никуда бежать. Я надеюсь, ты можешь это понять.
Девушка не стала кричать и бить меня вновь. Уставившись на меня, она произнесла:
- Я все это понимаю. Я злюсь на тебя, но понимаю, что тобой двигало. Я надеюсь, все обойдется. Но Вернер… Это ужасный человек, Эмиль, просто ужасный – при всех его достоинствах и при всем, что он сделал для Братства и для меня лично, я вынуждена это признать. И он хочет, чтобы мы все так считали, даже я. Поэтому ты для него – чужак, причем чужак поистине опасный. Его не разжалобить так просто. И уж точно он не посвятит тебя в секреты Братства. Возможно, он подвергнет тебя ментальной проверке – вортигонты легко это могут, - ее передернуло. – Будь осторожен.
Она встала и направилась мимо меня к двери. Уже открыв ее, она повернулась ко мне и сказала:
- Мне нужно уходить. Ешь свой салат и набирайся сил. В любом случае, я еще зайду.
На миг ее лицо чуть-чуть смягчилось. Но, возможно, это мне показалось. Она вышла из комнаты так стремительно, что я не успел рассмотреть выражения ее лица. Дверь захлопнулась, и я снова остался один. Предстояло многое обдумать.

***
Я сидел в своей комнате еще часа два. Салат хорошо воспринимался после долгих лет ненастоящей пищи, но от разговора с Никой аппетит как рукой сняло. Я поел буквально через силу, только потому, что поесть требовалось, а не потому, что хотелось.
Слова девушки встревожили меня. Братство, получается, откуда-то знало о моем приезде в город, раз ко мне уже и приставили агента. Что за агент? Зачем за мной следить? И потом, по ее словам, Братство существует по меньшей мере шесть лет… Как можно так долго находиться под боком у Альянса, не привлекая никакого внимания к исчезновениям людей из города и прочим мелочам? Это не укладывалось в моей голове. За годы, проведенные в обстановке тотального контроля и постоянного психологического давления с вершин Цитаделей, большинство людей, и я в том числе, привыкли к мысли, что сопротивляться Альянсу бесполезно. И вдруг – этот странный, вроде бы благополучный, совершенно не похожий на остальные город, в окрестностях которого вдруг возникает организация, которая если и не борется с Альянсом, то хотя бы живет самостоятельно, без неусыпного следящего ока. Живет – и непонятно, как ей это удается. Более того, непонятны и мотивы этой организации, ее цели и методы. Непонятна роль вортигонтов во всем этом, вортигонтов, которые по всему миру стремятся держаться от Альянса подальше.
Каменные стены давили на меня, мне хотелось поскорее выбраться из этого склепа. Я привык к открытым пространствам Сити-9. По сравнению с ними, подземелья Братства казались тесной скорлупой, сковывающей движения. И тут я понял: самая эффективная пытка – это вот это вот ожидание непонятно чего в тесном помещении, где нет никакого движения, а время, казалось, замедляет свой ход. По сравнению с этим даже Альянс со всеми своими изуверствами кажется верхом гуманизма.
Возможно, это сравнение было совершенно некорректным, но я давно не оказывался в подобных условиях, и томительное ожидание начало сводить меня с ума. В какой-то момент я уже подбежал было к двери, чтобы начать колотить в нее с криками, но тут зашуршало в замке, и я отпрянул. Дверь открылась. На пороге неприступным утесом возвышался Вернер.
Этот человек действительно был весь какой-то большой и нескладный. Он вошел в комнату. Движения его были грубы, тяжелые сапоги гулко стучали по полу. Он не был одет в черное, как большинство встреченных мне обитателей подземелий. На нем был одет старый потертый зеленый комбинезон, а поверх него разгрузочный жилет. Оружия с собой он не взял, но что-то в его облике говорило, что он и без оружия со мной справится в случае чего.
На лице у него была написана постоянная угроза всем окружающим. Казалось, оно не знало иных эмоций кроме этой брезгливой враждебности, с которой он меня оглядывал. Сбритые волосы на голове тоже внушали опасения. Я всегда почему-то подсознательно не доверял лысым людям, а уж тех, кто сознательно бреет голову, и вовсе сторонился. Вернер же как будто олицетворял все то, что мне не нравится в людях. Он прошел к кровати, сел на нее. Дверь осталась открытой, и я мог бы убежать, но я совершенно оцепенел. Тогда, в темноте его кабинета, когда он стоял у меня за спиной, держа меня на прицеле, не было так страшно, как сейчас, когда я видел его воочию. Я медленно закрыл дверь и сел на пол, привалившись к ней спиной. Вернер продолжал меня разглядывать.
- Я принял решение, - наконец сказал он. – Пока что ты останешься с нами. Мы сохраним тебе жизнь, ты будешь жить с Братством какое-то время. Во-первых, новости из города не самые хорошие. Во-вторых, твой дневник оказался весьма занятной вещицей. Я его пока оставлю у себя. Ты его дочитал?
Я откашлялся.
- Н-нет, только примерно до середины.
- Вот и славно. А пока я расскажу тебе немного о том, кто мы такие и чего добиваемся. Наверняка тебя это интересует, да и было бы нечестно с нашей стороны держать тебя в неведении. Конечно, многие подозревают, что Альянс подослал тебя в качестве агента, но вортигонты хранят спокойствие, а я привык им доверять. Так что, думаю, нет ничего плохого в том, чтобы рассказать тебе немного о нас. Ты не против?
Я покачал головой.
- Ну и отлично. Итак. Кто мы такие? Что тут делаем? Отвечаю. Мы – Братство, Братство тех, кто хочет быть свободным, но не хочет для этого воевать.
- Вообще?
- Вообще. Было такое отличное словечко до Войны – эскаписты. Так вот, это мы. Мы убегаем от суровых будней Сити-9. Мы стремимся набрать как можно больше сторонников. Мы не повстанцы, нам не хочется свергать Альянс: мы полагаем подобные попытки бессмысленными. Прошло уже пятнадцать лет. Если люди не свергли захватчиков за это время, значит, они не сделают этого никогда. Так считаю не только я. На этом утверждении лежит Братство, как на фундаменте.
Я вспомнил диалог в поезде. «Надежды нет. Абсолютно никакой». Я подумал, что мой таинственный попутчик вполне подошел бы Братству.
- И что же вы делаете в подземельях? – спросил я.
На лице Вернера появилось подобие улыбки.
- Любой Город на оккупированной Земле состоит из некоего ядра и окружающего его нежилого пространства. Ядро – это место, где живут граждане, где в центре торчит Цитадель и где царит полная безнадега. Ядро прекрасно охраняется, его периметр неприступен. В нежилом же пространстве обитают лишь твари. Вся эта флора и фауна из Ксена. Одна из мер наказания в любом городе, как для проштрафившихся гэошников и солдат, так и для граждан – выселение в нежилое пространство, где выжить практически нереально. При этом его могут периодически осматривать сканеры и вертолеты Альянса – просто потому, что это номинально часть Города. Кроме того, они обследуют остатки железнодорожной инфраструктуры. Часть ее используется для связи между Городами. Любое движение на поверхности тщательно анализируется. Если это люди, которые числятся сбежавшими, они уничтожаются без разговоров.
- Поэтому подземелья?
- Да, - кивнул Вернер. – Поэтому. Наверх мы почти не выходим, слишком опасно. Здесь, внизу – в старых каналах, подвалах, шахтах, тоннелях – относительно безопасно. У нас свое собственное подобие Периметра, у нас надежная телефонная связь, мы даже смогли наладить выращивание растений и грибов в искусственных условиях – чем и питаемся. При этом мы тут временно. Братство – это порядка ста шестидесяти–двухсот человек, разделенных на несколько автономных отрядов. Мы координируемся, вортигонты нам помогают, чем могут, и в конечном итоге мы добьемся своей цели.
- Какой цели?
- Мы уйдем отсюда. Мы покинем этот Город, мы покинем его окрестности. Наша цель – бескрайние пустоши, что лежат между Городами. Имеющиеся данные позволяют нам утверждать, что Альянс на планете базируется только в Городах. Пространства между ними пусты, и где-то наверняка живут люди. Свободные люди, никогда не жевавшие это дерьмо из серых пакетов, никогда не ломавших свои спины на Альянс, никогда не получавшие предписания к переезду, никогда не доводимые до состояния сталкеров. Просто люди. Есть много косвенных признаков, что такие колонии существуют, что им удается избегать внимания Альянса, что они вполне неплохо и по-настоящему живут по сравнению с нами. Это мир, который можно отстоять только таким способом. Альянс не интересует здесь ничего, кроме соленой воды океанов. Она нужна им, и они ее берут. Когда-нибудь они уйдут, а останутся на Земле только люди свободные, люди-хозяева. Они вернут Землю в свои руки, потому что те, что живут в городах, обречены стать последним поколением землян – ты знаешь, почему?
Я знал. Поля подавления, из-за которых люди не могли больше размножаться.
- В пустошах этого нет. А нам нужно хотя бы примерно знать, куда идти. Поэтому мы иногда снаряжаем экспедиции на поверхность в поисках документов – и припасов, конечно. Это опасно, но другого выхода нет. Поэтому я забрал дневник. Он важен, наверняка там найдется что-то интересное по нужной теме. Ну как, понял теперь?
- Понял, - сказал я. – Стало быть, у вас налажена структура, связь, снабжение, питание и даже шпионская сеть в Сити-9?
- Ну, я бы не назвал это «шпионской сетью», - усмехнулся Вернер. – Но действительно, агенты в Городе у нас есть, есть даже доступ к некоторым базам данных Альянса. И сейчас они снабжают нас не самыми хорошими новостями. Все благодаря тебе.
- Хватит меня обвинять. Я уже извинился перед Вероникой за свою ошибку.
- Я тебя не обвиняю, Лоренц. Ты действовал по обстоятельствам, пусть и безрассудно. Новости такие. Альянс обнаружил наши точки входа. Почти все. Они долго подозревали о некой базе людей, пропадающих из Города, но общий режим в Сити-9… Скажем так, в рамках концепции этого Города масштабное нападение на Братство недопустимо.
- Что еще за концепция? – спросил я, перебивая.
- Города Альянса, как известно, почти одинаковы. Но есть несколько Городов, где они проводят социальные эксперименты. Их штук пять или шесть, таких Городов. Попадают туда не просто так, мобильность их жителей весьма ограничена. Не скажу о других, но в Сити-9 концепция предусматривает легкую версию утопии. Гипертрофированное счастье. Ты помнишь, как ты ощущал Сити, когда приехал?
- Да. Мне показалось, что он живой, настоящий, будто нет никакого Альянса.
- Но вскоре стало и неуютно, да?
Я удивился.
- Да, стало. Город стал казаться более враждебным.
- Вот из таких людей мы и собираем Братство. Потому что в Сити-9 полно счастливых идиотов. Счастливый идиот, скажу я, опаснее идиота, которому подсыпают в воду порошок для стирания воспоминаний. Опаснее в общечеловеческом смысле, а не для режима. Но на некоторых концепция дает сбой. Со временем их либо утилизируют, либо они попадают сюда.
- И Альянс, зная о вас, все равно ничего не делает?
- У меня нет сведений, что мы сильно светились ранее. Братство патологически осторожно. Но, боюсь, сейчас в Сити-9 эра процветания кончилась. Как сообщают агенты, по всему городу облавы и обыски. Вот мы с тобой разговариваем, а вся организация уже мобилизована на случай эвакуации. У нас все отработано. Как только поступит сигнал о нападении – Братства и след простынет. Кого-то, правда, мы точно потеряем – из тех, что остались в Городе. Но основная масса пойдет к цели.
- А вы знаете, куда пойдете?
- Мы разберемся с этим. Есть примерное направление.
Вернер встал и направился ко мне. Я все еще сидел у двери.
- Мне пора идти. Будь готов. Тебе придется посидеть здесь еще немного. Поспи, наберись сил. Скоро тебе снова принесут поесть.
Я отодвинулся от двери. Он открыл ее и вдруг обернулся:
- Ты только что многое узнал. Ты согласен быть с нами?
Выбора у меня не было.
- Да. Я согласен.
- Вот и замечательно. Скоро представлю тебя своему отряду. А пока отдыхай.
С этими словами он закрыл дверь за собой. Я снова остался один.

Вторую ждать пришлось чуть меньше))
Ну, я говорил не о перерыве между публикациями, а о времени, потраченном на написание. Обычно я пишу в час по чайной ложке, а тут просто летел на крыльях ночи^W^W^W

Всё верно
Ну, я в килобайтах не считал, я ориентировался по страницам в этом вопросе.

Это какой? Барнаклы?
Ну, у меня набросан план сюжета, там кратенько описана каждая глава. И глава 6 в этом плане описана была совсем скупо. Я поначалу ожидал, что получится нечто вроде 5-й, однообразно и скучно. Но появление барнаклов и Виктора Тудора все немного оживили. А изначально в плане их не было.

Повторяешься...
Да не, так и задумано. Мол, говорит проходить и стал следить, как будем это делать.

Может, он опасается, что на звуки стрельбы кто-нибудь прибежит?
Может. Я давно перестал понимать логику Вернера, он запутывает меня не меньше, чем главного героя.

А почему умерла именно девушка?
Чтобы добавить в сюжет ДРАМЫ.

Внезапно, Неро поднял национальный вопрос, с чего бы это?))
Неро перед написанием всего лишь прочитал Salvage:)

Ну вот, опять...
Тут тоже так задумано. Мы, то есть вортигонты, ощущаем ощущения вас, людей. Это звучит корявенько, но это же вортигонты, они так и должны говорить.

Они ещё и в четырёх измерениях живут? %)
Может, они приехали с планеты Тральфамадор?:)

Неро закончит рассказ рекурсией?))
Не, все будет не так.

Ваще-то Консулом.
А ведь в газетах писали, что администратором.
//Только сейчас, кстати, заметил, что там написано "временным".

О, Бинокль в комментах.

Отсылка к Виктору Антонову?
Нет, просто имя нравится.

Какой-то резкий ответ. Лучше убрать первое предложение...
Резкий, вполне в духе обстоятельств и душевного состояния ГГ.


почему он винит себя в ее смерти?
Потому что ему кажется, что он единственный в кучке безумцев™ осознает бессмысленность похода. Следовательно, каждая смерть воспринимается им так, будто он в ней виноват. После увиденного при отступлении из убежища ГГ не хочет, чтобы окружающие по-идиотски умирали. Сюда примешивается еще и злость на Вернера, да.

Про станцию хотел спросить, почему они там укрывались несколько месяцев (В самые первые месяцы после Войны) и Альянс их не трогал, хотя наверняка знал про линию метро и прочее, но видимо, выжидал, когда наберется достаточное количество людей, чтобы покончить со всеми сразу?
Вероятно, Альянс в первые месяцы укреплялся в Городах и просто не замечал утечки людей. А потом была установлена система контроля численности населения, и надо было продемонстрировать людям всю губительность ее, этой численности, нарушения - в большую или в меньшую сторону, неважно. Поэтому и была проведена подобная облава.
А уже потом, когда Альянс на Земле совсем освоился, из Сити-9 стали делать город добра и счастья, который виден в первых главах.

Речь Брина понравилась, возразить нечего.
Записывая ее, я старался надуться бриновским пафосом (и его же грибами)^W^W^W^W поэтому мне она тоже нравится. Мне кажется, именно это он и сказал бы в первые дни после Войны.

Итак, новая глава. На днях был ровно год с того момента, как я продолжил работу над "Сити-9" после перерыва и вернулся на ПГ. Возможно, стоило успеть написать и выложить главу к этой дате, но who cares?
Глава писалась с конца декабря до начала февраля (за исключением дневникового фрагмента, написанного в ноябре) с большими перерывами и параллельно практически непрерывной депрессии. Отсюда чрезвычайно меланхоличное настроение, которое ее пронизывает. Отношение к ней у меня смешанное.
Полная версия, по-прежнему, на Яндексе. Некоторые мелкие правки были внесены и в предыдущие главы.
Приятного чтения.


Глава 7
За время, проведенное в подземельях при искусственном свете или вовсе без него, я совершенно отвык от настоящего дневного света. Поэтому, когда мы выбрались на конечную наземную станцию, я на какое-то время почти ослеп – так ярко светило солнце сквозь стеклянные окна станции. Она располагалась на поверхности земли, но была накрыта железобетонным коробом. Платформы располагались по бокам, а рельсовые пути разделялись посередине небольшим техническим проходом. Поездов на станции не было, каких-либо трупов, как на предыдущей станции, тоже. Здесь царила тишина и почти не было разрушений – разве что многие стекла из высоких окон были выбиты, а полы покрыты пылью. Казалось, вот-вот со стороны депо подъедет первый поезд, и метро начнет свою работу. Но нет, жизнь здесь давно затихла, часы над входом в тоннели погасли, и время остановилось.
Мы залезли с путей на платформу, и Вернер объявил, что группа проведет здесь ночь. Люди принялись располагаться, а я пошел к дверям, что вели наружу.
- Куда собрался? – окликнул меня Вернер.
- Пойду воздухом подышу, - ответил я.
- Осторожнее там.
Я кивнул и отвернулся. Стеклянная дверь с надписью «Выход в город» легко поддалась, и я вышел на небольшую площадь. Напротив я увидел совершенно целое здание какого-то бывшего заводика. На потрескавшемся асфальте стояло несколько брошенных давно автомобилей: стекла в них были выбиты, шины давно прохудились, а краска на дверях облупилась и слезла. Дальше вокруг было только поле – никаких зданий и сооружений. Вдали, примерно в километре или двух, виднелись развалины градирен – видимо, когда-то там была электростанция. Слева за старыми деревьями виднелся бетонный забор – я решил, что за ним находится бывшее депо метрополитена.
Стояла тишина. Когда-то здесь была самая окраина города, вероятно и станцию в этом месте построили только из-за близости к депо. Почему-то казалось, что даже война обошла это место стороной, потому что здесь никто не жил. Я стоял и смотрел на небо. На нем почти не было облаков, а низкое Солнце медленно катилось к западу.
Справа вдоль дороги торчали обгоревшие мертвые кустарники. Голые черные ветви тянулись к небу, и я, глядя на них, различил между ними что-то еще, притаившееся на фоне.
Цитадель.
Брошенный город остался позади, но Цитадель никуда не делась. Да, с расстояния она не казалась такой большой, но по-прежнему маячила на горизонте, ассиметричный шпиль неимоверной высоты, казавшийся средоточием некой немыслимой Силы, чем-то, что собирает миры воедино.
Сзади послышались шаги. Я оглянулся. Это был Тудор. В своем плаще он казался на свету невероятно долговязым и нескладным. Несмотря на то, что было достаточно тепло, он прятал руки в карманах, будто ему было холодно. Капюшон он тоже поднял, так что лицо его было в тени.
- Нравятся эти места? – спросил он, будто мир не лежал в руинах, и мы обсуждали, куда переехать.
- Не знаю, - я пожал плечами. – Здесь так тихо и пусто. Будто и до Войны никого здесь не было.
Он едва слышно усмехнулся.
- Это не так. Пойдем, покажу кое-что, - он пошел направо, махнув мне рукой, чтобы я пошел за ним. Мы шли по тротуару вдоль дороги, и впереди не было ничего – только дорога да буйные заросли кустарника. Здание станции справа кончилось, вместо него тянулась земляная насыпь – я догадался, что здесь тоннель уходил под землю. Стоявший впереди киоск вентиляционной шахты подтвердил мою догадку. По насыпи вверх уходила тропинка, но мы шли вперед, туда, где насыпь заканчивалась и направо уходила еще одна асфальтовая дорожка. Мы свернули туда, и тут я увидел, что он хотел мне показать.
Впереди располагалась железнодорожная станция. Я видел множество платформ, переплетение путей, до сих пор стоявшие на них составы: здесь были и цистерны, в которых когда-то возили нефтепродукты, и вагоны с давно слежавшимся углем. Над путями когда-то возвышался огромный переход, но теперь он обвалился, и лишь опоры еще кое-где стояли, обломки перехода же были разбросаны и по путям, и по вагонам. Очевидно, переход снесло однажды портальным вихрем – следов взрывов поблизости не было видно, да и составы так и стояли на рельсах.
А еще дальше за станцией виднелись бывшие жилые кварталы. Огромные многоквартирные дома теперь превратились в руины. Там, за железной дорогой, некогда был жилой район. Теперь его там не было, потому что там ожесточенно за что-то сражались. Верхние этажи зданий были снесены, а остатки стен возвышались, как бесформенные обломки зубов. Тишина, стоявшая над всем этим, придавала ощущение нереальности.
- Что скажешь? – спросил Виктор.
- Надеюсь, нам не придется перебираться на ту сторону, - сказал я после долгого молчания. – Боюсь, я сыт по горло разрушенными кварталами.
- Не придется, - подтвердил Тудор. – Вернер, видимо, поведет нас по полям. Мы оставим этот город позади и никогда не вернемся. Но главное – он будет стараться держаться подальше от железной дороги.
- Это верно, - сказал я, подумав. – По дороге наверняка гоняют поезда-лезвия…
- По этой – нет, - отрезал Виктор. – Она заброшена. Альянс не восстанавливал ее. Когда-то эта дорога вела на север, мимо больших озер и торфяных болот. Можно было уехать далеко, к самому морю. К морю холодному, северному, почти всегда затянутому льдом. Теперь там ничего нет, даже Альянса. Я много странствовал, но там никогда не был после Войны. Мне по душе моря более теплые.
Он стоял, закрыв глаза, и вспоминал свои теплые моря. А я думал, зачем он мне это все рассказывает и показывает. Я спросил его об этом.
- Ну как же, - ответил он, усмехнувшись вновь своей ледяной усмешкой. – Ты теперь будешь таким же странником, как и я. Надо же тебе знать, куда и как можно попасть на этой планете.
- Ищешь себе напарника? Или, может, сменщика?
Теперь он даже посмеялся отрывисто.
- Глупости какие. Просто ввожу тебя в курс дела. В этом мире не осталось путеводителей – только люди, знающие, куда и как можно добраться. Когда наступит время, я предложу тебе пойти со мной, либо уйти одному. А пока лишь предлагаю подумать об этом.
Он замолчал. Вокруг по-прежнему было тихо. Лишь прокричала что-то тоскливое пролетавшая над нами непонятно откуда взявшаяся чайка.

***
Мы вернулись в станционный зал. Солнце ярко освещало его золотистым закатным сиянием, отчего длинные пластины света ложились на пол. За время нашего отсутствия члены Братства разбили на платформе небольшой лагерь. Я с удивлением увидел несколько небольших палаток, видимо, кто-то решил уединиться. Вортигонты опять разместились поодаль.
Вернер отправил несколько человек в подземный переход, по которому можно было перейти на противоположную платформу, а также в разрушенные кварталы за железной дорогой. Еще несколько постов он разместил у выходов.
Я не хотел присоединяться ни к одной из маленьких компаний, на которые разбился наш отряд, поэтому отправился к стене, возле которой заметил незанятую скамейку. Бросив рядом свои вещи, я улегся на нее, только сейчас ощущая, как сильно устал за все время нашего похода. Вся беготня последних часов теперь отзывалась в ногах и спине. Захотелось лечь и отрубиться на некоторое время. Однако только мои веки стали закрываться, дрему, в которую я уже начал проваливаться, разогнал чей-то голос:
- В старые времена в метро так устраивались бездомные. Тоже разложат свой скарб поблизости и улягутся на скамейку.
Это казалось шуткой, но смеха в голосе определенно недоставало. Я повернул голову. Рядом с мои рюкзаком уселся молодой парень в комбинезоне цвета хаки. Его рыжие волосы были аккуратно подстрижены, на лице росла короткая бородка. Синие глаза с интересом меня разглядывали. Лицо его было угрюмо, но во взгляде не было враждебности.
- Меня зовут Норман, - представился он. Я вздрогнул. Мне вспомнилась Ханна, вспомнилось, что он был ее другом («он отличный парень, тебе понравится»), вспомнилось, что они не успели попрощаться, а последним человеком, с которым разговаривала Ханна до эвакуации, был я, Эмиль Лоренц, пришлый незнакомец. Я вспомнил все это, и мне стало совсем неуютно под взглядом Нормана.
- Эмиль, - голос мой охрип, и я откашлялся. – Рад тебя видеть.
- Взаимно, - ответил он. – В тоннелях не было времени поговорить. Я тебя видел, ты сидел рядом с Ханной, когда мы начали валить из того милого убежища.
- И что же?
- Да ничего особенного, - пожал он плечами. – Думаешь, я как-то злюсь на тебя, за то, что ты не дал мне побыть с ней в последние минуты ее жизни? Чушь какая. Сейчас такое время, что совсем не до сентиментальности.
- Это верно, - согласился я.
- Но мы с ней действительно были друзьями. Сейчас в это слово вкладываешь совсем другое значение. Оно включает в себя все: и любовь, и преданность, и доброту, и все остальное. Мир изменился, изменились люди, верно? Изменились и отношения между ними. Ханна была прекрасной спутницей, и я благодарен Братству, что познакомился здесь с ней.
- Судя по ее словам, она испытывала то же самое, - сказал я.
Норман чуть улыбнулся.
- Несомненно. Но теперь Братство отняло ее у меня, и я не знаю, зачем мне с ними оставаться. Зачем куда-то идти, слушать команды этого паршивого солдафона Вернера. Я ведь по-настоящему ненавижу его, понимаешь?
- Я и сам от него не в восторге.
- Понимаю. Нас пока мало таких. Но это ненадолго. Придет время, и все, что осталось от нашего отряда, развалится к чертям. Люди разбредутся кто куда… Лучше б мы сидели, где сидели, и не высовывали носа наружу. Нет там, в Пустошах, ничего хорошего, никакой новой жизни. Все там пропадем.
«Так и тянет ко мне диссидентов, - подумал я. - Сначала этот чокнутый болгарин, потом мстительный Норман. Будто чувствуют во мне что-то».
- Что тебе от меня надо, Норман? Я хотел поспать, а тут ты со своими пророчествами.
Норман, сидевший на полу, прислонившись к стене спиной, посмотрел на меня и сказал:
- Просто хотел составить компанию. Могу уйти, если мешаю.
- Да ладно уж, сиди.
Я снова улегся на скамейку, но сон уже не шел. Так я и лежал, глядя в потолок. За окном уже темнело, почти не было света и на платформе – видимо, Вернер запретил зажигать костры. Люди разговаривали вполголоса при свете фонарей. Мы вяло переговаривались с Норманом – в основном о том, что случилось с нами после Войны, кто где был и что видел. Такие разговоры редко сильно отличаются друг от друга: судьбы людей после нашествия Альянса очень похожи.
Вечер уступил свое место ночи, отряд постепенно заснул, захрапел и Норман, и лишь мне не спалось. Я так и смотрел в потолок, и грусть пронизывала мои мысли. Мысли, в которых размышления о судьбе человечества перемежались с мыслями о судьбе всех окружающих людей и моей собственной.
В конце концов, заснул и я.

***
- Эй, проснись, Лоренц, проснись! – меня трясли за плечо. Я открыл глаза и увидел над собой Нормана.
- Что случилось? – я уже сидел. Надо сказать, что просыпаться я умею мгновенно, где бы ни пришлось засыпать.
- Вернер собирает группу для похода в развалины. Сказал, что ты нужен ему.
«Проклятье, - подумал я. – А ведь Тудор говорил, что Вернер туда не пойдет».
- Зачем я ему понадобился?
- Понятия не имею. Сказал, обязательно.
Я встал, подхватил рюкзак и пошел искать Вернера. Командир нашего отряда обнаружился возле одной из палаток. Выглядел он воинственно и собранно.
- А, ты уже здесь, - такими словами он меня встретил. Смотрел неласково, видимо, встал не с той ноги.
- Да, здесь, и хочу знать, зачем мы идем в развалины и зачем тебе я. Тудор говорил, ты сразу поведешь отряд по полям.
- Ах, Тудор… Верь больше всяким проходимцам, Эмиль. Да, мы все пойдем через поля на юг, в этом он прав, но сперва несколько человек отправятся со мной в небольшую экспедицию. Нам необходимо перебраться через железную дорогу и обследовать одно здание. Оно находится не так далеко отсюда. Если нам повезет и мы найдем там то, что нужно, наш дальнейший путь будет легче и быстрее.
- То есть, я так понимаю, ты не знаешь, куда мы идем?
- Я прекрасно знаю, куда мы идем. Сведения, которые мне нужны, облегчат дорогу. Неужели ты этого не хочешь, Лоренц? – Вернер разозлился. – Твое недоверие ко мне понятно, но тебе не кажется, что ты слишком параноидальный тип и везде ищешь двойное дно?
- Кажется. Именно поэтому я задаю тебе все свои вопросы. Потому что видел, как ты угробил толпу народа. Потому что некоторые люди ставят твой авторитет под сомнение. Потому что я не вижу цели у этого похода…
Вернер перебил:
- Я дам тебе цель, Лоренц. Время придет, и дам. Тебе и всем им. И тем, кто верит, и тем, кто сомневается. Еще вопросы?
Моих сомнений этот ответ совсем не развеял, но я решил тему не развивать. Совершенно не хотелось потратить утро на бессмысленные дискуссии. Я начинал осознавать, что Вернер – поистине настоящий фанатик, который не отступится от того, что делает. Но такой человек может привлечь только тех, кто будет верить ему безоговорочно. Те же, у кого есть какие-либо сомнения в правильности его действий, обязательно начнут объединяться вокруг кого-либо, кто кажется им достаточным противовесом Вернеру. И такой вариант развития событий едва ли понравился бы нашему лидеру. Видимо, он подозревал, что сомневающиеся начнут объединяться вокруг меня, и ему это совсем не нравилось. Мне и самому эта перспектива совершенно не улыбалась: я не хотел становиться вторым центром в отряде, не хотел его раскалывать и не видел у себя никаких лидерских качеств и амбиций. Поэтому я не стал нагнетать и спросил:
- Да, еще вопрос. Почему мое участие обязательно?
- Мне кажется, ты мог бы мне помочь. Ты можешь действовать решительно в любой обстановке. Там, куда мы идем, может быть опасно.
Еще бы. Не зря мне эти развалины не нравились с первого же взгляда из-за железной дороги. Подумать только, и еще несколько дней назад я сам рвался в нежилое пространство!
- Кто же тогда останется в лагере за лидера? – спросил я.
Вернер пожал плечами:
- Вероника, конечно, кто же еще? Она прекрасно справляется. Да и не нужно тут особенно командовать, без нас все равно никуда не уйдут.
- А если с тобой что-нибудь случится? Об этом ты подумал?
- Подумал, - он улыбнулся одними губами. – Если я вдруг погибну, ты вернешься и поведешь отряд вместе с Никой. За тобой пойдут. Ты мог бы быть хорошим лидером. Та часть Братства, что осталась здесь, с готовностью примет тебя, хоть ты среди нас человек новый. А вортигонты дадут тебе рекомендацию. Они, как и всех нас, тебя видят насквозь.
Я отмахнулся:
- Я так не считаю. Никаким лидером я быть не могу. Когда выходим?
Вернер посмотрел на часы:
- Через четверть часа сбор в тоннеле под путями.
- Ясно, - сказал я и пошел туда, куда было сказано.
На полпути меня нагнал Тудор.
- Все же идешь туда, ага? – спросил он. – А говорил, «сыт по горло»…
- Вернер настаивает, ничего не поделаешь, - ответил я с притворной обреченностью. – Ты же знаешь его дольше меня, мог и догадаться, что так будет.
Он остановился и взял меня за плечо.
- А мне кажется, ты и сам не прочь туда сходить, Лоренц. Просто не признаешься сам себе. Я немало побродил по развалинам. Там надо действовать с изрядной осторожностью.
- Если это пожелание быть осторожным, то спасибо. Хотя я и так об этом догадываюсь. Сам ты, я так понимаю, остаешься?
- Конечно, - он качнул головой. – Я-то там уже был, и не раз.
С этими словами он пошел назад, этот странный болгарин-отшельник, один из вечных скитальцев нашего разрушенного мира.

***
Группа наша состояла из пятерых мужчин: помимо Вернера и меня тут были еще Норман, усатый тщедушный юноша Родригес, вооруженный дробовиком, и человек по имени Конрад, не очень разговорчивый малый, который глядел на всех исподлобья и, казалось, вот-вот бросится на кого-нибудь из нас. Норман сказал, что Конрад попал в Сити-9 случайно, а до того изрядно помотался по тюрьмам Альянса. Каким-то чудом ему удалось выжить, но психику его эти скитания изрядно поломали. В Братстве же он оказался довольно давно, лет пять назад.
Группа не казалась мне сильным боевым объединением, поэтому я надеялся, что в какую-либо серьезную стычку мы не попадем. Мы шли по подземному переходу, шаги гулко гремели по металлическим решеткам, кое-где покрывавшим пол, и вскоре мы миновали часовых, которые расположились у входа в бывший кассовый зал станции. Они помахали нам руками в знак прощания, и мне почему-то показалось, что прощание это – навсегда. Меня переполняли плохие предчувствия. Да и волнение присутствовало – ведь мне предстояло вплотную увидеть развалины города, то, ради чего я покинул гостеприимный Сити-9 и спокойную мирную жизнь, которую хотел в нем прожить. Все из-за какого-то непонятного дневника, случайно найденного в квартире.
Когда мы добрались до лестницы, что вела на поверхность, Вернер сказал:
- Я иду первым, Конрад замыкает, - тот кивнул. – Всех моих распоряжений слушаться безоговорочно. На рожон не лезть, опасностей не искать. Все ясно?
Всем все было ясно, и по гранитным ступенькам мы пошли наверх. Небо этим утром было пасмурно, и белое сияние после полумрака подземного перехода резало глаза. Мы поднялись по лестнице и вышли на поверхность. Здесь нам пришлось обогнуть длинное здание, которое когда-то было оранжевого цвета, но с тех пор изрядно обветшало. Некогда зеркальные огромные окна частью разбились, частью потускнели от грязи и пыли.
Перед зданием тянулась узенькая двухполосная улочка. Разметка на асфальте еще не стерлась, дорожные знаки по-прежнему обозначали пешеходный переход и остановку автобусов. Сами автобусы тоже до сих пор стояли вдоль обочин – точнее, их остовы, то, что еще не сгнило без человеческого ухода. Они были небольшие, эти автобусы, видимо, немного людей ими когда-то пользовалось. Были здесь и остатки машин, но их было меньше, чем автобусов
Мы перешли дорогу и увидели впереди громадный сквер. Деревья и кусты, за которыми полтора десятка лет никто не следил, разрослись так, что напоминали подобие джунглей. Обычное дело для брошенных городов: человек уходит, приходят растения. Сквер окаймлялся трамвайными путями. Опоры контактной сети в большинстве своем повалились набок, а провода лежали на путях металлической паутиной. Были здесь и останки трамвая: он сошел с рельсов и лежал, покосившись, на остановке. Сквозь ржавчину на его боках я смог различить, что когда-то он был выкрашен в красные и белые полосы. Сквозь мутные стекла еще можно было различить картонку с номером маршрута: 24. В кабине скалился скелет, одетый в остатки форменной одежды.
Вокруг вовсю бушевал ветер, срывавший с разросшихся деревьев первые листья, вздымавший с асфальта клубы пыли и песка. Я почувствовал, что мерзну. Мы шли через сквер, и ветер трепал мою куртку из Сити-24, а я жалел, что не одет теплее. Впереди уже виднелись развалины домов, которые накануне мне показывал Тудор.
Еще одна улица, за ней – кварталы полуразрушенных блочных двенадцатиэтажек, похожих друг на друга. Мы как раз пересекали эту улицу, когда внимание мое было привлечено каким-то движением, которое я уловил боковым зрением. Я повернул голову и увидел, что на фонаре, мотаясь туда-сюда под порывами ветра, висит повешенный. Из одежды на нем были лишь штаны цвета хаки, изрядно залитые кровью, и больше ничего. Присмотревшись, я заметил, что впереди на следующих фонарях висело еще несколько таких же бедолаг.
- Вернер, - я тронул его за плечо и показал на мертвеца. – Здесь точно безопасно?
Лицо его побледнело, когда он увидел повешенных. Он выругался, потом пошел вперед, сказав:
- Если здесь и нет никого живого кроме нас, все равно лучше не стоять на виду и не маячить, так что пошли!
И мы пошли, ускорив шаг. Развалины многоэтажек казались мне зловещими призраками, в каждой тени чудился враг, а предчувствие чего-то плохого все росло и росло, отзываясь в висках ускоряющимся пульсом. Наконец, мы добрались до первого из домов. Вернер указал на подъезд, дверь которого была раскрыта настежь, будто приглашая зайти. Мы и зашли, и я с облегчением уселся на ступеньку.
- Что это за дерьмо, Вернер? – спросил Норман. – В этих развалинах кто-то живет?
Вернер покачал головой:
- Я понятия не имею. Если кто-то и живет, мне об этом ничего не известно. Я надеюсь, что никого здесь нет.
- Если никого нет, то кто же вешал тех людей? – спросил я. – И долго ли нам еще идти?
- Я не знаю, не знаю, Лоренц, кто здесь резвился – взорвался Вернер. – Чем быстрее мы покончим с риторическими вопросами, тем лучше! Идти недолго. Собственно, мы уже пришли. То, что я ищу, находится в одной из квартир. Я пойду, а вы ждите здесь.
Он отправился наверх, и мы долго еще слышали стук его шагов. Только его шаги и нарушали тишину, которая царила в подъезде. Я поднялся на один пролет и уселся на подоконнике, сквозь чудом уцелевшее стекло глядя наружу. Внизу о чем-то переговаривались Норман с Родригесом, изредка вставлял слово-другое Конрад. Я же смотрел во двор: несколько машин, навеки нашедших здесь свою стоянку, ржавые остатки детской площадки, соседний дом с начисто снесенными верхними этажами и трещинами, протянувшимися по уцелевшим стенам. Окна в доме кое-где уцелели, а за ними продолжали висеть занавески, будто хозяева никуда не вышли. Кое-где можно было разглядеть часть внутреннего убранства квартир, но чаще всего пустые окна лишь глядели слепо наружу, не показывая наблюдателю ничего кроме темноты. А вдали, почти скрытую туманом и плотными тучами, я вновь увидел Цитадель, торчавшую над покинутым нами городом.
Время здесь остановилось, лишь ветер жил в этих дворах и на этих улицах. Так это было похоже на ту прогулку к заливу, которую я предпринял, когда еще только оказался в Сити-9, что мне показалось на мгновение, что ничего и не изменилось, что города я и не покидал, что весь побег с Братством – лишь часть игры, в которую играл со мной Альянс. Одно только было различие: мне все время казалось, что в одном из этих пустых окон все-таки кто-то сидит и наблюдает за мной, за всей нашей группой. И скорее всего, он не один, их тут много, они затаились и ждут, что мы будем делать в их владениях. Я решил, вернувшись, расспросить Тудора об этих развалинах. Мне хотелось знать, живет ли тут кто-либо, или это все плод моего воображения.
Что точно не было плодом моего воображения – громадная надпись, которая тянулась по кирпичной стене трансформаторной будки, стоявшей во дворе: «Смерть Альянсу! Смерть Серым!» И ее нанесли сюда явно после войны, в этом можно было не сомневаться. Я и не сомневался. Я понятия не имел, кто такие Серые, и узнавать это мне совершенно не хотелось. Хотелось лишь поскорее убраться из этого места.
Наконец, сверху послышались шаги. Вскоре показался Вернер. Он убирал какую-то картонную папку в свой рюкзак.
- Ты нашел, что искал? – спросил я его.
- Да, кивнул он.
- И что это?
Он показал папку и ответил:
- Изучу позже. Сейчас надо бы убираться отсюда.
- В этом ты как никогда прав, - сказал я. – Посмотри-ка вон туда, - с этими словами я показал ему на надпись на стене трансформаторной будки. Он посмотрел и кивнул:
- Вот поэтому и стоит убираться как можно скорее и тише. Ты же с этим не споришь?
Я покачал головой, и мы только-только начали спускаться к остальным, как Вернер остановился и поднял руку:
- Тсс… Лоренц, ты слышишь?
Я замер и прислушался. Мне показалось, будто я слышу какой-то свист. Только я хотел сказать об этом Вернеру, как он повернулся ко мне и сказал:
- Вот теперь мы точно влипли.
После этого в один из этажей над нами что-то с грохотом врезалось, и дом содрогнулся. Взвилась пыль, разбилось окно, возле которого я сидел, а лестница как будто подпрыгнула.
- Бегом, бегом! – заорал Вернер и полетел вниз, где нас ждали встревоженные товарищи. Мы выбежали на улицу, и первое, что я увидел – белый реверсивный след в воздухе, тянувшийся со стороны Сити-9. Я поднял голову и увидел, что оканчивается он на уровне четвертого этажа здания, в провале, проделанном в стене каким-то снарядом. А во дворе, тем временем, начали падать новые и новые снаряды, и я увидел, что это ракеты, так хорошо знакомые различным бунтовщикам и беглецам в мире, захваченном Альянсом. Эти ракеты доставляли хэдкрабов.
Ракеты падали, будто дождь, сотрясая землю под ногами. Где-то после двадцатого удара я сбился со счета и перестал машинально подсчитывать, сколько ракет со смертоносным грузом сюда решили доставить. Очевидно было, что Альянс решил накрыть весь квартал. Видимо, их сканеры активности что-то засекли (нас, например). Либо эта была плановая зачистка. В любом случае, нужно было как можно скорее бежать, по возможности не ввязываясь в схватки с хэдкрабами. Они вылезали из шипящих дымящихся ракет и двигались стайками в нашу сторону, но нам пока удавалось их опередить и держаться на расстоянии.
Мы бежали сломя голову. Вот и улица с повешенными, вот заросший сквер. Ракеты все падали и падали, я никогда не видел, чтобы их запускали в таких неимоверных количествах. В голове стучала лишь одна мысль: «Бежать!». Мы и бежали. Иногда в эту мысленную пульсацию вмешивались вопросы о станции – падают ли ракеты и туда, и если да, то сможет ли Братство обороняться. Но, держа в поле зрения оранжевое здание, я заметил, что за ним ракеты вроде бы не падают, а значит, и станция пока в безопасности. А раз так, то оставалось только бежать.
Оставалось, пока Вернер не остановился как вкопанный. Мы уже миновали половину пути до подземного перехода, и я увидел, почему командир остановился. Впереди в нашу сторону двигалось не меньше двух десятков хэдкрабов. Нужно было либо пробиваться сквозь них, либо искать обходной путь. Последнее представлялось невозможным: ракеты падали со всех сторон. Поэтому мы с Вернером принялись обстреливать толпу хэдов, что лезли на нас впереди, Норман и Конрад взяли на себя фланги, а Родригес – тыл. Его дробовик громко хлопал, и после каждого удачного попадания юноша весело кричал всякую бессмыслицу, подбадривая, как ему казалось, остальных. Все остальные стреляли молча, и мало-помалу мы отбились. Вокруг нашей группы образовался пояс из мелких тел, под ногами покатывались гильзы.
- Вроде расчистили, - выдохнул Вернер. Он выглядел ошарашенным. Я вдруг понял, что он никогда не бывал в серьезных боевых столкновениях. Вся его воинственность вдруг сдулась, будто воздушный шарик, который проткнули иголкой. «Хорош же наш лидер», - подумал я с озлоблением.
Мы снова побежали. Ракеты больше не падали, но живности вокруг собралось изрядное количество. То и дело приходилось останавливаться и снова стрелять. В какой-то момент Рамирес крикнул:
- Мы такими темпами все патроны расстреляем!
Даже его веселость как рукой сняло. Кричать после попаданий он перестал, да и стрелять стал реже – экономил патроны.
Мы добрались до гниющего трамвая. Здесь ракет уже не было. Хэдкрабов, показалось, не было тоже – все, живые и мертвые, остались позади. Норман устало облокотился о корпус трамвая, остальные расположились вокруг. Конрад сел на рельс.
- Нехорошо получилось, - буркнул он.
Это были единственные слова, которые были произнесены. Вернер пил воду из фляжки, что висела у него на поясе, Родригес уныло оглядывал сквер, а я хотел скорее добраться до лагеря и прилечь. Ничего мне больше не хотелось, кроме этого.
Вернер предложил идти, и мы отправились в путь. Только Норман остался у трамвая, чтобы завязать некстати развязавшийся шнурок. Он сказал, что догонит нас. Мы и оставили его, и как я до сих пор жалею об этом!
Мы уже почти дошли до спуска в подземный переход, когда сзади раздался жуткий крик. Мы с Вернером переглянулись. «Норман», - беззвучно прошептал он, и мы рванулись обратно к трамваю.
Автомат Нормана валялся на потрескавшемся асфальте, а сам он махал руками и мотался из стороны в сторону. На голове у него уже примостился хэдкраб, накрыв ее своим телом, отчего казалось, будто Норман надел на голову шапку. Лица не было видно. Хэдкраб обхватил голову своими сильными клешнями, и, подбегая к Норману и доставая нож, я явственно услышал тошнотворный звук, раздавшийся из-под тела этой жуткой твари. Что-то среднее между чавканьем и вскрытием консервной банки. Это хэдкраб прокусил черепную коробку Нормана, готовясь отведать его мозг и подчинить себе.
Я прыгнул на Нормана, сбив его с ног. Бросился к нему, сев на грудную клетку (я мог таким образом сломать ему пару ребер, но в пылу схватки меня это совсем не заботило). Крикнув остальным держать руки и ноги товарища (Норман беспорядочно бил ими вокруг себя), я несколько раз ударил тварь ножом. Нож входил в тело хэдкраба легко, не встречая практически никакого сопротивления. Я принялся снимать тело с головы Нормана, но оно цепко держалось клешнями за плечи человека. Я срезал их несколькими ударами ножа, и хэдкраба, наконец, удалось снять.
Я отбросил тело в сторону, и взору моему открылось лицо Нормана. Оно было залито кровью и какой-то зеленоватой густо пахнущей жидкостью. Часть рыжих волос была срезана, будто ножницами, криво и косо. На затылке я нащупал серьезную рану, но, как мне показалось, не смертельную.
Норман потерял сознание, но, определенно, был жив.
Еще, неизвестно, было ли то, что он остался в живых, лучше, чем смерть.

***
12 июня
Город перегораживают мощные движущиеся стены, состоящие из высоких узких сегментов. Стены двигаются, сминая дома, ломая асфальт, очевидно, чтобы разбить город на районы. Вчера по местному телевидению (только местное, о новостях из остального мира мы можем забыть) выступил лысеющий человек в очках, носящий козлиную бородку. Он представился доктором Йозефом и сказал, что отныне и впредь он наместник нашего города. Нет, он сказал не «города», а «зоны». Зона-9, вот кто мы теперь. Любая национальная или муниципальная символика запрещена. Старые названия запрещены – те, кто упомянет любое из них публично, будут немедленно отправлены на принудительные работы в Цитадель. В ближайшее время будут сформированы специальные команды, что будут ходить по улицам и сбивать с домов таблички.
Запрещаются до особого распоряжения любые заведения общественного питания, магазины, рынки и так далее. Я не хочу сказать, что все подобные заведения у нас еще есть… Все же Портальные штормы изрядно сказались на жизни людей, стало совершенно не до бизнеса. Но теперь, когда мы пережили величайший в истории Катаклизм и величайшую в истории (и самую короткую) Войну, была слабая надежда на то, что жизнь войдет все же в мирное русло…
Забудьте о надежде. Надежда тоже запрещена.

13 июня
Каждый житель должен получить индивидуальный номер, исполнять трудовые повинности, носить стандартную одежду и получать обычный рацион в пунктах выдачи. Это приказ, выполнение которого контролируют безмолвные крематоры. Эти жуткие уроды говорить не умеют, единственный их язык – движение рук, чтобы вскинуть огнемет.
По городу очереди за новыми документами, очереди за едой, очереди за работой. В основном нас используют на разборе завалов. Я тоже работаю, вошла в состав команды женщин, которая ходит по брошенным квартирам и реквизирует различное имущество. В домах не должно оставаться ни книг, ни каких-либо других носителей информации – все должно быть уничтожено. Я таскаю во внутреннем кармане пальто свой дневник, а сама предаю огню все эти книги. Стоит большого труда держать себя в руках, когда я осознаю это противоречие.
Никакой собственности. Жилье распределяется, и в ободранных брошенных квартирах теперь селят граждан – всех вместе на небольших объемах. Никакого уединения, все друг у друга на виду. Меня поселили в дом напротив здания бывшей мэрии – в двухкомнатной квартире живут теперь пятнадцать человек. Хозяева пытались протестовать, когда к ним пришла орава злых и голодных граждан, распределенных сюда, но их просто вышвырнули на улицу, где уже ждали крематоры.
Я не могу писать здесь, в этом доме. Настроение у людей отвратительное, все, кажется, забыли, что находятся в одной лодке, и не стремятся друг другу помогать. Вечером объявляется комендантский час, по улицам нельзя ходить, и желательно не показываться и на крышах, но я все равно ухожу на чердак, пишу здесь при свете еще горящего у дома оранжевого фонаря. Никто мне не препятствует, но я все равно боюсь, что об этих отлучках станут доносить.

17 июня
Дети исчезают. Их уводят, похищают, выманивают. Нам объявили, что включено так называемое поле подавления, которое не позволяет человеческим эмбрионам даже зарождаться, не то что расти. Это объясняется требованиями безопасности в условиях глобального кризиса, но все знают, что Альянсу просто не нужно новое поколение людей. Нынешнее должно стать последним, что бы ни вещал доктор Брин о дороге к звездам.
Детей стараются прятать. Это способствует все же какому-то сплочению людей. Они иногда пытаются устраивать побеги из города, надеясь найти безопасное место для жизни без Альянса. Ходят слухи, что еще можно сбежать через тоннели старого метро, будто бы там основаны некие